Новикова Анна Михайловна. Русская поэзия XVIII - первой половины XIX в. и народная песня: Учеб. Пособие по спецкурсу для студентов пед. ин-тов по спец. №2101 "Рус. яз. и лит." - М. Просвещение, 1982.
Глава восьмая
ЛИРИКА А. С. ПУШКИНА И НАРОДНАЯ ПЕСНЯ
В первой половине XIX века самым большим явлением в русской культуре было творчество А. С. Пушкина - основоположника новой русской литературы, оказавшего огромное влияние на весь ход ее дальнейшего развития.
В своем творчестве Пушкин не только сумел всесторонне отразить эпоху, в которой он жил и которая его создала, но и воплотить все то исторически прогрессивное, демократическое, революционное, что в конечном счете совпадало и с социальными стремлениями самих народных масс. Именно широкий демократизм Пушкина, многогранное отражение в его творчестве всех сторон народной жизни, его политическая прогрессивность, органически связанная с исключительным художественным дарованием, позволили ему стать величайшим русским национальным поэтом, впервые поставить и разрешить в русской литературе наиболее важные задачи ее дальнейшего развития. Пушкин блестяще завершил работу своих предшественников по созданию общерусского литературного языка. Он ввел в искусство слова тему "маленького" человека. Протестуя против крепостного права, он в "Капитанской дочке" и "Истории Пугачева" обратился к осмыслению крестьянских восстаний XVIII века. Не было ни одного важного вопроса его времени, который бы не отразился у Пушкина - вдумчивого мыслителя и художника-новатора, пропагандиста идей декабризма.
Особенно велика по своей важности синтезирующая и реформаторская роль Пушкина в области русской поэзии. Именно здесь Пушкин нашел новые художественные способы воплощения человеческих чувств и переживаний, получившие свое выражение - глубоко жизненное и искренное, гениальное по своей простоте. Новый стиль пушкинской лирики явился обобщением и дальнейшим развитием творчества многих предшественников и современников поэта, которые также искали пути к глубокому раскрытию внутреннего мира человека.
Творческие искания Пушкина в области лирики исходили прежде всего из новаторских принципов поэта, направленных против отживающих эстетических норм и ранее традиционных стилей. Стремление Пушкина к поэтической свободе особенно последовательно сказалось в его отношении к жанрам лирики. Вместо обычного для поэтов того времени строгого подчинения жанровым канонам Пушкин видоизменил, трансформировал и романс, и балладу, и поэму, создал множество стихотворений, которые вообще не укладывались в общепринятые до него жанровые формы.
Пушкин-лирик не мог пройти мимо и народной песенной поэзии. Выступая в литературе как основоположник нового национального этапа ее развития, он понимал, что песенная поэзия должна иметь глубокие народные основы. С этим была связана в целом проблема народности русской культуры, которая обсуждалась в ряде общественных и литературных дискуссий первой половины XIX века. Решая, по какому пути должна пойти русская литература, Пушкин уже во время южной ссылки в заметке "О французской словесности" (1822 г.) отдавал предпочтение идее национальной самобытности. Считая недопустимым "подражать" французской словесности, он писал: "Не решу, какой словесности отдать предпочтение, но есть у нас свой язык; смелее! - обычаи, история, песни и сказки - и проч.". (1)
Национальная самобытность русской литературы мыслилась Пушкиным на основе ее сближения с народным поэтическим творчеством. В 1826 году, находясь в Михайловском, Пушкин возвратился к этому вопросу в теоретической заметке "О народности в литературе", обосновав свою концепцию народности. Она была полемически направлена против тех современных ему поверхностных мнений о народности, которые впоследствии стали зачатком славянофильских идей. Имея в виду такие мнения, Пушкин едко высмеивал "народность", которая состояла для одних в "ботвинье", а для других в "красных рубашках" или в выборе предметов "из отечественной истории", в "словах", т. е. только в языке, в стиле и т. д. Этому чисто внешнему пониманию народности Пушкин в своей заметке противопоставил выражение народного самосознания, национальной идеологии и психологии, что, с его точки зрения, было неизмеримо важнее "красных рубашек". Это понятие он определил следующим образом: "Климат, образ правления, вера дают каждому народу особенную физиономию, которая более или менее отражается в зеркале поэзии. Есть образ мыслей и чувствований, есть тьма обычаев, поверий и привычек, принадлежащих исключительно какому-нибудь народу". (2)
Концепция народности, созданная Пушкиным на основе передового мировоззрения, нашла отражение во всей его творческой работе. Только в свете этой концепции становится понятным идейное и художественное своеобразие Пушкина по сравнению со многими поэтами его времени. Прежде всего он решительно отказывался от какого-либо неоправданного внешнего подражания тематике или стилю народных песен, что было так характерно для многих поэтов-песенников прошлого и настоящего. В стихотворениях Пушкина на народно-песенные темы нельзя найти использования ни первых строк, ни ритмов, ни "голосов" каких-либо народных песен. Свое особое отношение Пушкин имел и к авторизованным русским песням, почти не обращаясь к художественной практике современных поэтов.
Это невнимание Пушкина к жанру русских песен, очевидно, объясняется тем, что отголоски сентиментального стиля в песнях были для Пушкина уже пройденным этапом в русской поэзии. Сам он имел только небольшой опыт обращения к методу сентиментализма в лицейском цикле (например, в стихотворении "Певец": "Слыхали ль вы за рощей в час ночной") и в своей лирике прибегал в основном к романтическому и реалистическому методам.
Пушкина отличало от предшествовавших и современных ему поэтов-песенников и то, что в творческом преломлении народной поэзии он шел не от установившейся литературной песенной традиции, а от подлинных народных песен. Будучи весьма осведомленным в отношении народного песенного репертуара своего времени, он широко вводил в свои произведении именно такие народные песни. Уже лицейская баллада Пушкина "Казак" имела подлинно народный источник. Особенно много представлений о народной песенности он приобрел в Михайловском, недаром в своих письмах он не раз упоминал, что слышал от няни не только сказки, но и песни. Об этом свидетельствует, например, его письмо к П. А. Вяземскому от 25 января 1825 года, в котором он писал: ". покамест я один-одинешенек; живу недорослем, валяюсь на лежанке и слушаю старые сказки да песни". (3)
В этом же году в стихотворении "Зимний вечер" он цитирует начало двух народных песен, конечно, услышанных им от няни:
Спой мне песню, как синица
Тихо за морем жила;
Спой мне песню, как девица
За водой поутру шла.
Обе эти песни относились к самому старинному традиционному стилю народных песен и были опубликованы в сборнике Прача и Львова во втором издании 1806 года ("За морем синица не пышно жила" и "По улице мостовой").
Такими же подлинно народными, традиционными являются песни "Как во городе было во Казани" и "Не шуми ты, мати, зеленая дубравушка", которые мы находим в таких произведениях Пушкина, как "Борис Годунов", "Дубровский" и "Капитанская дочка".
Этому стремлению - изучать народный песенный мир только "по подлинникам" Пушкин был верен всю свою творческую жизнь. Недаром Белинский писал о том, что он "настоящим образом вник в дух народной поэзии". (4)
Идя по пути систематического познания народного поэтического творчества, Пушкин намного опередил всех современных ему поэтов-песенников тем, что изучал народные песни не избирательно, как они, а во всем их многообразии. Если авторы "русских песен" в прошлом преимущественно опирались только на народные любовные песни, то Пушкин в своем творчестве так или иначе использовал самые различные народные песенные жанры: исторические, свадебные и календарные, любовные, семейные, шуточные, разбойничьи, ямщицкие, тюремные и т. д. В отличие от всех поэтов-песенников своего времени Пушкин стремился всю жизнь вести и записи песен из уст народа.
Начав записывать народные песни еще на юге, Пушкин сохраняет эту привычку и позднее, записывая песни в Михайловском и Болдине, задумывая издать вместе с Соболевским сборник народных песен. В этом собирательстве нашли отражение не только эстетические, но и идейные общественные интересы Пушкина, прекрасно понимавшего все значение народной поэзии для развития русской национальной культуры. Об этой большой любви Пушкина к народным песням свидетельствуют воспоминания его современников. Так, например, С. П. Шевырев писал: "Кто из знавших коротко Пушкина не слыхивал, как он прекрасно читывал русские песни? Кто не помнит, как он любил ловить живую речь из уст простого народа?". (5)
М. А. Максимович в своих воспоминаниях, говоря о любви Пушкина к народным песням, писал: "В 1829 г. когда Пушкин возвратился в Москву из своего закавказского странствования, я застал его в одно утро за письменным столом; перед ним были развернуты малороссийские песни моего издания 1827 года. "А я это обкрадываю ваши песни!" - сказал он мне и, взяв со стола прерванное моим приходом письмо, прочел из него выразительно:
Мне с жинкой не возиться;
А тютюн да люлька
Казаку в дорози
Знадоби тся". (6)
Пушкина увлекла здесь замечательная песня запорожского казачества "Гей, на гори да жнецы жнут", напечатанная в сборнике М. А. Максимовича.
Понимая все значение собирательской работы, Пушкин оказывал постоянное внимание тем людям, которые шли по этому пути. Сам собирая народные песни, он высоко ценил труды П. В. Киреевского и В. И. Даля, их знаменитые сборники песен и пословиц.
Один из современников Пушкина, например, так охарактеризовал отношение поэта к собирательской работе П. В. Киреевского: "Пушкин с великой радостью смотрел на труды Киреевского, перебирал с ним его собрание, много читал из собранных им песен и обнаруживал самое близкое знакомство с этим предметом". (7)
Хорошо зная поэтический стиль народных песен, Пушкин не раз ставил перед собой трудную творческую задачу - наиболее полного приближения к нему. В таком "творческом состязании" с народом он обычно добивался очень значительных результатов, недостижимых для других поэтов его времени. О том, что Пушкин сам знал эти свои способности, свидетельствуют его слова, с которыми он передал П. В. Киреевскому все свои записи народных песен. В разговоре с академиком Ф. И. Буслаевым Киреевский вспоминал: "Вот эту папку дал мне сам Пушкин и при этом сказал: "Когда-нибудь от нечего делать разберете-ка, которые поет народ и которые смастерил я сам". И сколько ни старался я разгадать эту загадку, я никак не могу сделать. Когда это мое собрание будет напечатано, песни Пушкина пойдут за народные". (8)
Все сохранившиеся записи Пушкиным различных народных песен в настоящее время тщательно собраны и изданы вместе с научными комментариями в 79-м томе "Литературного наследства", в котором были опубликованы и другие народные песни, записанные писателями его времени.
Действительно, ряд песен, созданных Пушкиным, почти невозможно отличить от подлинно народных. Таковы например, его "разинские" песни. Одна из них, поэтическая переработка народного предания о Степане Разине и персидской княжне, кажется одной из записей старинных народных традиционных песен. Эпическая широта всего стиля, образ удалого Стеньки Разина, "грозного" атамана, который жертвует своей любовью ради "матушки-Волги", типичное для народных эпических песен развертывание сюжета, в котором весь драматизм чувств передан во внешне сдержанном изображении самих событий и речей Разина, - все это ставит песню Пушкина в один ряд с народными разбойничьими и историческими песнями об атамане и девушке. В этих произведениях поэт целиком преодолел то противоречие между формой и содержанием, которое было характерным для многих поэтов-песенников прошлого. Их песни, несмотря на внешнюю поэтическую народность, часто представляли собою только художественно "переряженные" сентиментальные романсы.
Однако, глубоко любя народные песни и, как никто другой, проникая в их смысл и стиль, Пушкин при создании новых произведений предпочитал не повторять народ, а идти своим собственным путем. В песнях с подлинными народными мотивами, занимавшими важное место в его крупных поэтических произведениях, он лишь старался передать народную культуру и по-своему раскрывал образ народа - например, в песнях "Девицы-красавицы" ("Евгений Онегин"), "По камушкам, по желтому песочку" ("Русалка") и т. д. Во многих случаях, создавая стихотворения на народно-песенные темы, он даже не пытался придать им "народный колорит", очевидно, признавая невозможность и ненужность такого соперничества с народными "подлинниками".
Отказ Пушкина от обязательного поэтического уподобления народным песням, творчески свободный стиль многих его песен были прямым следствием его глубокого понимания народности, которую он старался выразить прежде всего "изнутри". Народная психология, "тьма привычек и поверий" были явно дороже Пушкину чисто внешнего сходства с народным поэтическим стилем. Поэтому он очень свободно обращался и с самим названием "песня". Например, его лицейское стихотворение "О Делия драгая!", названное им песней, представляет собой чистейший образец "легкой поэзии" без всякого намека на песенность темы или стиля. И наоборот, стихотворения на народно-поэтические темы Пушкин почти никогда не называл песнями, например, стихотворения "Казак", "Жених", "Гусар", "Русалка", "Утопленник" и другие.
Характерно также, что в свои стихотворения Пушкин вводил темы не типичные для народной песенной поэзии и взятые им из других фольклорных жанров - поверий, легенд, сказок и т. п. ("Жених", "Утопленник", "Бесы"). Его поэзия свободно объединяла песенный, сказочный и чисто бытовой материал.
Интерес Пушкина к миру народной поэзии не был ограничен только русскими национальными рамками, так как он глубоко сознавал важность народно-поэтических основ для каждой, национальной культуры. Закономерным было постоянное внимание Пушнина к фольклорным текстам различных народов. Так в творчестве Пушкина складываются принципы идейного и поэтического взаимовлияния фольклорных и литературных произведений разных национальных культур. Кавказские, крымские и кишиневские впечатления дали Пушкину поэтический материал для оригинальных песен и стихотворений: молдавских ("Черная шаль" и "Песня Земфиры" в "Цыганах"), черкесских ("В реке бежит гремучий вал"), татарских ("Дарует небо человеку", песня из "Бахчисарайского фонтана), грузинских ("Не пой, красавица, при мне"), вообще "восточных" ("Талисман", "Анчар") и т. д. Большое внимание Пушкин проявил и к украинским народным песням и сказкам ("Казак", "Гусар"), а также к народной поэзии других славянских народов, о чем свидетельствуют его "Песни западных славян" которые были им частично переведены из подлинных сербских народных песен. В творчестве Пушкина можно найти стихотворения и на темы еще более далеких народов, например, "Ворон к ворону летит" и "Воротился ночью мельник", в которых им были использованы мотивы шотландских песен; "Ночной зефир" и "Пред испанкой благородной" - мотивы испанских песен.
Мы видим, что своим творчеством Пушкин положил конец тематическому и жанровому однообразию профессиональной русской поэзии, столь отчетливо выявившемуся к концу XVIII века, и открыл новые плодотворные пути дальнейшего развития русской лирики в связи с народным песенным искусством. При этом новые принципы творческой работы с народной: песней не только не отдалили, но и приблизили Пушкина к народу. Во-первых, реализм большинства пушкинских произведений был очень близок художественным принципам самих народных песен. Во-вторых, расширение народно-песенной тематики и жанровая свобода творчества Пушкина сделали его самого деятельным участником процесса народного песнетворчества. Поскольку он не копировал содержание и поэтический, стиль фольклорных песен, а свободно разрабатывал близкие народу темы и образы, его стихотворения по существу представляли собой образцы новых народных песен. И по содержанию, и по поэтическому складу они в конечном счете оказались более интересными и нужными массам, чем многие песни-стилизации или песни-подражания, более народными по своей сути. Если поэты-стилизаторы стремились только повторить содержание и стиль народных песен, то стихотворения Пушкина могли уже обогащать народную лирику, намечали дальнейшие пути ее исторического развития.
Большое значение имели и другие стихотворения Пушкина, подчас далекие от традиционных песенных тем. Значительное количество его произведений, отличных по тематике и стилю от народных песен, вошло в народный песенный репертуар.
Идейный демократизм Пушкина, жизненная содержательность и правдивость его произведений, блеск его поэтического мастерства - все это делало творчество поэта гораздо более популярным, чем подавляющее большинство стихотворений сентиментального или вычурного романтического стиля предыдущей эпохи.
Песенная слава пушкинских произведений началась еще в 20-40-е годы, когда многие из них были положены на музыку и, несмотря на ограниченность изданий, стали достоянием самых отдаленных уголков России благодаря рукописным сборникам стихотворений, домашним альбомам и т. д. До 20-х годов XIX века в сборниках печаталось большое количество стихотворений и песен сентиментальных поэтов конца XVIII - начала XIX века. В 20-40-е годы во всех сборниках прочно заняли место пушкинские произведения. В них помещались не только стихотворения, но и отрывки из крупных произведений, в которых присутствовали народные картины и мотивы.
Отмечая невиданный успех творчества Пушкина, Белинский указывал, что популярность произведений гениального русского поэта вышла далеко за пределы только "образованного" круга. Произведения Александра Сергеевича Пушкина, по свидетельству великого русского критика, "читались всею грамотною Россиею, они ходили в тетрадках, переписывались девушками, охотницами до стишков; учениками на школьных скамейках, украдкою от учителя, сидельцами за прилавками магазинов и лавок". (9) Такое широкое рукописное распространение произведений Пушкина было, по всей вероятности, началом и их песенной известности, сначала среди дворянства и демократической интеллигенции, а затем и среди народных масс. Пушкинские стихотворения могли проникать в народ вместе с музыкой современных композиторов, но, с другой стороны, их мелодии могли иметь и народное происхождение. К сожалению, этот важный процесс перехода стихотворений Пушкина в народные массы не был своевременно исследован.
Большую роль в распространении стихотворений Пушкина в широкой народной среде сыграли и лубочные песенники, которые в 20-40-е годы сильно обновились в своем составе за счет произведений Пушкина и других современных поэтов. Особенно часто в них печатались стихотворения: "Черная шаль", "Под вечер, осенью ненастной", "Узник", "Казак", "Братья разбойники", "Талисман", "Зимний вечер", "В реке бежит гремучий вал", "Старый муж, грозный муж", "Утопленник", "Бесы" и другие. Реже печатались стихотворения: "В крови горит огонь желанья", "Пью за здравие Мери", "Ночной зефир", "Я пережил свои желанья", "Брожу ли я вдоль улиц шумных", "Девицы-красавицы", "Не пой, красавица, при мне". Тексты в песенниках, как правило, были авторскими. При наличии большого количества пушкинских изданий их всегда было легко взять из книг.
В распространении пушкинских произведений в народе большую роль сыграли лубочные картинки. Широкоизвестными они становились и благодаря тому, что многие из них входили в учебные хрестоматии, книги для чтения и т. д.
Вопрос о фольклоризации пушкинских стихотворений был затронут уже в ряде дооктябрьских исследований. Исследователей интересовало отношение ряда пушкинских произведений: к их народным первоисточникам, что нашло отражение в изданиях, посвященных пушкинскому юбилею (в 1899 г. праздновалось столетие со дня его рождения). Это были работы К. А. Тимофеева, Н. Ф. Сумцова, В. Ф. Миллера, А. Яцимирского, П. И. Шейна, М. Соколова. (10) По этому же пути пошли многие советские исследователи. (11)
Несмотря на значительное количество советских исследований на тему "Пушкин и фольклор", нельзя не заметить их односторонность. Указывая различные народно-поэтические источники произведений Пушкина, исследователи почти не уделяли внимания другой стороне отношений Пушкина и фольклора - воздействию его творчества на творческую жизнь народных масс, исторически закономерному взаимовлиянию фольклора и литературы. Главная проблема здесь заключается в том, что бытование стихотворений Пушкина в народе редко фиксировалось собирателями, так как авторство Пушкина было очевидно всем и многие не относили их к фольклору. Народные песни пушкинского происхождения оказались в этом отношении даже в худшем положении, чем многие стихотворения других, менее известных поэтов, имена которых скоро забылись, и собиратели могли принимать их за народные песни.
Особенно большим распространением в народных массах пользовались песни Пушкина "Узник" и "Казак". Несколько меньшую известность имели стихотворения "Утопленник", "Братья разбойники", "Черная шаль", "Под вечер, осенью ненастной", "Талисман", "Ночной зефир", "Буря мглою небо кроет", "Зимняя дорога" ("Сквозь волнистые туманы"), "Русалка" ("Над озером, в глухих дубровах"), "В реке бежит гремучий вал" (черкесская песня из поэмы "Кавказский пленник"), "Старый муж. " и "Жених".
Уже само перечисление этих стихотворений-песен показывает насколько новыми, оригинальными по содержанию и форме были они на фоне других поэтических явлений пушкинского времени. Вместо только любовных мотивов, характерных для русских песен 20-40-х годов, Пушкин разрабатывал в них самые разнообразные темы, воспроизводя подлинные черты быта, народной психологии и социальных стремлений народа.
В "Узнике" и "Братьях разбойниках" он обратился к теме народного подневолья. I3 балладах "Русалка", "Жених" и "Утопленник" поэтическим источником были народные поверья и сказки. В стихотворениях "Черная шаль", "Ночной зефир" и "Старый муж. " своеобразно разрабатывалась тема любовно- семейных отношений. Никакого "штампа" песенной лирики того времени здесь установить нельзя. Даже наиболее "сентиментальная" баллада "Под вечер, осенью ненастной" была гораздо ближе к самой жизни, чем к каким-то литературным традициям. Страдания обманутой девушки говорили о несправедливости реальных социальных и семейных отношений, а не повторяли типичные для русских любовных песен мотивы. Пушкин оказался первым русским поэтом, который сумел дать народу стихотворения творчески развивающие многонациональную народную тематику. Они стали для широких масс настоящей школой реализма, как он складывался в литературе XIX века.
Наибольшей популярностью пользовался цикл ранних пушкинских произведений: "Под вечер, осенью ненастной", "Казак", "Узник" - и отрывки из его южной поэмы "Братья разбойники". Объясняется это обращением юного Пушкина в этих стихотворениях к подлинному народному быту и социальным стремлениям народа.
Самым первым по времени создания произведением Пушкина, впоследствии привлекшим народное внимание, было его лицейское стихотворение "Под вечер, осенью ненастной", созданное в 1814 году. Наряду со стихотворением "Певец" ("Слыхали ль вы за рощей глас ночной"), оно отличается глубоким проникновением в стиль сентиментальной лирики. Однако сентиментальная по стилю, пушкинская баллада резко отличалась от современной ему карамзинской лирики своим содержанием. Изображая страдания и горе обманутой девушки, Пушкин очень близко подошел к реальной жизни простых людей и передал ее без прикрас в своем произведении, поэтому оно и привлекло народное внимание. Массы увидели в этой песне не только задушевное изображение глубокого жизненного горя героини пушкинской баллады, такой близкой всем подневольным и обездоленным судьбой женщинам, но и отражение народного горя вообще, безмерного и многообразного в дореволюционной крепостнической России.
Напечатанное впервые в 1827 году, это произведение быстро распространилось в рукописных печатных песенниках, а в: 1835 году было помещено в многотомном песеннике Глазунова. В рукописных сборниках оно было известно как уже широко популярная песня. Например, в архиве Н. П. Огарева стихотворение было записано в тетрадь с надписью "Для песен".
О широкой известности песни Пушкина свидетельствуют и подражания ее содержанию. Например, на лубочных картинках печатался текст песни "Подкидыш", содержание которой было продолжением пушкинской баллады и изображало жизненную судьбу подкинутого ребенка.
Популярность баллады в песенниках и лубке была, несомненно, отражением большого успеха ее автора. Но не только в народе она обратила на себя внимание. Например, в пьесе Н. А. Островского "Шутники" (1864 г.) балладу Пушкина пела уличная певица. Есть и другие свидетельства и воспоминания, говорящие об известности этой песни и в кругах низовой интеллигенции, и среди крестьянства, и в рабочей среде.
Особенное распространение среди широкой народной массы эта песня получила к концу XIX века, когда под влиянием определенных жизненных явлений - в условиях расслоения крестьянства, отходничества, крушения патриархальных семейных устоев - в новых массовых народных песнях становится особенно типичной тема любовной измены и страданий женщины, брошенной "с малюткой на руках". Это время, очевидно, и было наиболее благоприятным для песенного бытования баллады "Под вечер, осенью ненастной". Глубоко усвоенная самыми широкими массами, она мало изменялась в народных вариантах. И все же типично фольклорные изменения характерны для ее распространения.
Прежде всего, характерным оказывается решительное сокращение песни на две строфы, которые удлиняли ее и были не нужны для ее основного содержания (в них приводились горестные думы девушки о "милом предателе" и ее опасения, что ела может не узнать в будущем сына: "Быть может, сирота унылый. " и "Но что сказала я. быть может. ").
Исключение этих строф несколько освобождало пушкинский текст и от чрезмерного сентиментального психологизма. Важными были и замены отдельных строк, в которых пушкинский текст "дорабатывался" до наибольшей жизненной конкретности, до большей эмоциональной выразительности.
Мой ангел будет грустной думой
Томиться меж других детей.
Но вдруг за рощей осветила
Вблизи ей хижину луна.
С волненьем сына ухватила
И к ней приблизилась она.
Повсюду странник одинокий,
Предел неправедный кляня.
Строки из народных вариантов:
Несчастный, будешь с грустной думой
Бродить ты меж других детей.
Тут вдруг за рощей осветила
Вблизи ей хижину луна.
Бледна, трепещуща, уныла,
К дверям приблизилась она.
Повсюду странник одинокий,
Всегда судьбу свою кляня.
Удачны были и отдельные замены тех или иных слов, не связанные с устранением книжности или архаичности (как это было в предыдущих примерах). Так, вместо строки автора "В далеких дева шла местах" пелось "В пустынных дева шла местах", что было гораздо выразительней, а вместо "откроешь очи" пелось по-народному: "откроешь глазки". Приняв в целом содержание пушкинского произведения, народные массы внесли свои изменения композиционного и поэтически конкретного характера, что указывает на длительное бытование этой песни в народной среде.
Другим не менее известным в народе ранним произведением Пушкина была баллада "Казак", созданная им в 1814 году, в лицейский период. Она имела народно-поэтический источник, на что указал и сам Пушкин, который написал на автографе этого произведения: "Подражание малороссийскому". (12)
Содержание "Казака", сама тема этого произведения и украинские слова в пушкинском тексте ("коханочка" и др.) прямо указывают на то, что Пушкин действительно ориентировался на определенную украинскую песню, которую он мог знать от своих лицейских товарищей - украинцев Илличевского или Малиновского.
Точно определить, с какой именно украинской песней был знаком Пушкин, трудно, тем более что среди украинских, русских и польских песен есть немало с подобным сюжетом. По-видимому, как указал исследователь Н. Ф. Сумцов в работе "Пушкин как поэт-этнограф" (1893 г.), возможным источником для произведения могли служить украинские песни: "И туда гора, и сюда гора" и "Из-за гор-горы едут мазуры ". Обе песни имели давнюю известность и были чтимы в украинском фольклоре. Наиболее ранний вариант первой песни был опубликован в сборнике украинских песен Амвросия Метлинского в 1854 году:
И туда гора,
И сюда гора,
Помиж тыми гороньками
Сходыла зоря.
Ой, то же не зоря,
Ой, то ж не ясна,
Ой, то же моя дывчинонько
По воду пошла.
А я за нею,
Як за зарею,
Сивым конем, чистым полем,
По-над Дунаем,
- Дывчино моя!
Напий же коня,
Напий, напий коныченька
З рубленой крыниченьки,
С повного видра.
- Казаченько мий!
Як бы я твоя,
То я б тоби напоила
Сывого коня с повного видра.
- Дывчино моя!
Сидай на коня:
Мы пойдем чистым полем
До моего двора.
А биля моего двора
Нема тыну ни кола,
Только стоить кущ калыны,
Тай та ни цвила.
"Калына моя!
Чом ты не цвела?"
- Зима була и цвет обыла,
Тым я не цвила. (13)
Традиционный сюжет песни состоял из трех основных мотивов: казак просил девушку напоить коня, в чем она ему отказывала. А затем казак увозил девушку "до своего двора". Перспективы их будущего счастья несколько омрачались, когда появлялся образ "калыны", которая не цвела, так как "зима" ее цвет "обыла". Тот факт, что песня помещена в сборнике Метлинского, выпущенном немного спустя после пушкинского времени, дает основания предполагать, что она была известна Пушкину. Вторая украинская песня - "Из-за гор-горы едут мазуры ", близкая по теме первой, тоже могла быть прообразом "Казака". Распространение вариантов повлияло на дальнейшую судьбу песни. Польская по происхождению, судя по начальной строке ("Из-за гор-горы едут мазуры "), она была известна не только на Украине, но и в России. До сих пор ее варианты записываются в ряде русских областей. Украинский вариант можно найти в сборнике 1888 года с таким началом:
С под горы, горы едут мазуры,
Едут мазуры, везуть барвеночки
На сивом коне,
На сивом коне, були на войне.
Стук, грук в окошечко, выйди, сердце, коханочка,
Дай коню воды.
Характерно, что в другой песне этого сборника с войны ехали уже не "мазуры ", а "венгоры " ("Як с под горы, горы едут млады венгоры "), т. е. не поляки, а венгры. В русских же вариантах речь всегда шла о "мазура х", которые в них изображались в роли не столько проезжих воинов, сколько в роли своеобразных сватов, приехавших за девушкой. В одном русском варианте (запись 1960 г. сделанная автором в деревне Пронюхлово Зарайского района Московской области) ее содержание претерпело большие изменения:
Из-за гор-горы
Едут мазуры,
Едут, едут мазурочкн,
Везут, везут нам веночки,
Венок золотой.
Приехали чи
При темной ночи,
Стук-бряк два колечка:
- Выйди, Саша, на крылечко,
Дай коню воды!
- Я не могу встать,
Коню воды дать:
Мне мамаша приказала,
Чтоб я с парнем не гуляла:
Мамаши боюсь!
- Не бойся мамаши,
Садись на мой конь!
Мы поедем в дальним край,
Где хороший урожай:
Там мы заживем!
Селом ехали,
Люди видели:
- Что это за дивчина,
Хороша и черноброва,
С парнем ехала?
Тем не менее видно, что и в украинских, и в русских редакциях основа сюжета песни не изменялась. Один из таких устойчивых вариантов, вероятно, был известен и Пушкину. Он целиком сохранил народную композицию этой песни: его казак тоже просит девушку "коню дать воды", а затем уговаривает ее ехать с ним. В отличие от народных источников пушкинский вариант давал подробную характеристику одежде и вооружению казака и всей жизненной обстановке его путешествия:
Раз, полунощной порою,
Сквозь туман и мрак,
Ехал тихо над рекою
Удалой казак.
Черна шапка набекрень,
Весь жупан в пыли.
Пистолеты при колене,
Шашка до земли.
Излагая этот песенный сюжет, Пушкин "пересказал" его по-своему, не заимствуя у народа ни одного слова, целиком сохраняя только художественную простоту народного языка и некоторую песенную традиционность в характеристике действующих лиц ("удалой казак", "девица-краса" ). Новой, по-пушкински шутливой, была концовка песни, которая как бы естественно вытекает из малоубедительных обещаний казака девушке. В ней были выражены народный практицизм, ирония, неверие посулам, что она "в его краю" действительно найдет жизненное счастье:
Поскакали, полетели.
Дружку друг любил;
Был ей верен две недели,
В третью изменил.
Народный сюжет, жизненность содержания юношеской баллады Пушкина, основанной на типичных ситуациях многих народных (украинских, русских и польских) песен, были причиной ее прочного усвоения народом, ее популярности до настоящего времени. Но пушкинский "Казак" был принят народом с условием необходимых изменений его содержания, композиции и основного смысла. Текст Пушкина был сокращен примерно наполовину: сняты описание пути казака и его размышления. В оставшемся варианте изображались те же события, но в несколько другом освещении. Сняв целиком ироническую характеристику намерений "хвата Дениса" и его клятву "верности" девушке, народ вместо этих шутливых авторских описаний в своих вариантах изображает уже совсем искреннюю любовную встречу казака и девушки. Казак приезжает не к незнакомой девушке, а к хорошо известной "Саше" или "Маше" и просит ее напоить коня. Девушка отказывается это сделать не потому, что ей "к мужчине молодому страшно подойти". как у Пушкина, а потому, что она "не знает коня". за что казак ее упрекает ("Ты коня мово не знашь, знать, забыла ты меня"). Последняя сцена бегства казака с девушкой в вариантах была также опущена. В таком виде песня стала новой, с реальной поэтической картиной: обыкновенная любовная "встреча под окном" казака и знакомой ему девушки. Таким образом, вся баллада утратила характер литературной романтичности и в отличие от своего оригинала стала простой, народной и по содержанию, и по языку, и по стилю.
Жизненность, правдивость сюжета баллады Пушкина сделали ее особенно популярной в казачьей среде. В вариантах, записанных казачеством, обычно сохранялись все "казачьи" черты героя, казаками был восстановлен даже куплет из первоначального автографа, исключенный Пушкиным из окончательной редакции баллады:
Меткого копья луною
Светится конец.
В грудь упершись бородою,
Задремал боец. (14)
Удержав эту пушкинскую характеристику казака, но несколько видоизменив ее, казачьи варианты прибавили к ней и много других подробностей казачьего быта, например: "Грудь увешана крестами, знать, герой наш был донец"; казак едет по лесу, так как он "гонец", у него "кафтан в пыли". Образ казака в вариантах иногда имел черты и более позднего времени. Если у Пушкина он едет в "шапке" и в "жупане", а пистолеты держит просто "при колене", то в вариантах казак оказывается в "фуражке", в "мундире", а пистолеты держит "при кобуре". Казачество тщательно сохраняло и пушкинский эпитет "удалой казак". Один такой типичный для казачьей среды вариант был записан в начале ХХ века в следующем виде:
Раз, полуночной порою,
Сквозь туман и мрак
Ехал тихо над рекою
Удалой казак.
Фуражечка набекрень,
Весь мундир в пыли,
Пистолеты при кобуре,
Шашка до земли.
И копья его стального
Светится конец,
В грудь упершись бородою,
Задремал казак.
Конь, узды своей не чуя,
Шагом выступал,
Потихоньку влево, влево -
Прямо к Саше в дом.
- Выйди, Сашенька, скорее,
Дай коню воды!
- Я коня твово не знаю,
Боюсь подойти!
- Ты коня мово не знаешь,
Знать, забыла ты меня!
Ты коня мово не бойся,
Он всегда со мной,
Он спасал меня от смерти
Для тебя одной!
В крестьянской среде образ казака имел други