Стихотворения поэтов, написанные Александру Сергеевичу Пушкину для детей, школьников.

К Пушкину и Дельвигу

Нагнулись надо мной родимых вязов своды,
Прохлада тихая развесистых берез!
Здесь нам знакомый луг; вот роща, вот утес,
На верх которого сыны младой свободы,
Питомцы, баловни и Феба и Природы,
Бывало, мы рвались сквозь густоту древес
И слабым ровный путь с презреньем оставляли!
О время сладкое, где я не знал печали!
Ужель навеки мир души моей исчез
И бросили меня воздушные мечтанья?
Я радость нахожу в одном воспоминанье,
Глаза полны невольных слез!
Увы, они прошли, мое весенни годы!
Но не хочу тужить: я снова, снова здесь!
Стою над озером, и зеркальные воды
Мне кажут холм, лесок, и мост, и берег весь,
И чистую лазурь безоблачных небес!
Здесь часто я сидел в полуночном мерцанье,
И надо мной луна катилася в молчанье!
Здесь мирные места, где возвышенных муз,
Небесный пламень их и радости святые,
Порыв к великому, любовь к добру впервые
Узнали мы и где наш тройственный союз,
Союз младых певцов, и чистый и священный,
Волшебным навыком, судьбою заключенный,
Был дружбой утвержден!
И будет он для нас до гроба незабвен!
Ни радость, ни страданье,
Ни нега, ни корысть, ни почестей исканье —
Ничто души моей от вас не удалит!
И в песнях сладостных и в славе состязанье
Друзей-соперников тесней соединит!
Зачем же нет вас здесь, избранники харит?—
Тебя, о Дельвиг мой, поэт, мудрец ленивый,
Беспечный и в своей беспечности счастливый?
Тебя, мой огненный, чувствительный певец
Любви и доброго Руслана,
Тебя, на чьем челе предвижу я венец
Арьоста и Парни, Петрарки и Баяна?
О други! почему не с вами я брожу?
Зачем не говорю, не спорю здесь я с вами,
Не с вами с башни сей на пышный сад гляжу?
Или, сплетясь руками,
Зачем не вместе мы внимаем шуму вод,
Биющих искрами и пеною о камень?
Не вместе смотрим здесь на солнечный восход,
На потухающий на крае неба пламень?
Мне здесь и с вами все явилось бы мечтой,
Несвязным, смутным сновиденьем,
Все, все, что встретил я, простясь с уединеньем,
Все, что мне ясность, и покой,
И тишину души младенческой отъяло
И сердце мне так больно растерзало!
При вас, товарищи, моя утихнет кровь.
И я в родной стране забуду на мгновенье
Заботы, и тоску, и скуку, и волненье,
Забуду, может быть, и самую любовь!

А я ужель забыт тобою,
Мой брат по музе, мой Орест?
Или нельзя снестись мечтою
До тех обетованных мест,
Где я зовуся чернобривым,
Где девы, климатом счастливым
Воспитанные в простоте,
(Посмейся мне!) не уступают
Столичным дамам в красоте,
Где взоры их мне обещают
Одну веселую любовь,
Где для того лишь изменяют,
Чтобы пленить собою вновь?—
Как их винить?— Сама природа
Их баловница на полях;
Беспечных мотыльков свобода,
Разнообразие в цветах
И прелесть голубого свода,
В спокойных влитого водах,
Лежащих в шумных камышах,
И яблонь тихая прохлада,
И лунных таинство ночей,
Когда любовник в мраке сада
Ждет умирание огней,
Когда душа его томится
И ожиданьем и тоской,
И даже ветерка страшится
И свиста иволги лесной —
Всё манит здесь к изменам, к неге,
Всё здесь твердит: "Чета любви!
Любовь летит — лови, лови!"

Но в тряской, скачущей телеге,
Мой друг, приятно ли мечтать?
И только мысль: тебя обнять,
С тобой делить вино, мечтанья
И о былом воспоминанья —
Меня в ней может утешать.

Имя Пушкинского Дома
В Академии Наук!
Звук понятый и знакомый,
Не пустой для сердца звук!

Это - звоны ледохода
На торжественной реке,
Перекличка парохода
С пароходом вдалеке.

Это - древний Сфинкс, глядящий
Вслед медлительной волне,
Всадник бронзовый, летящий
На недвижном скакуне.

Наши страстные печали
Над таинственной Невой,
Как мы черный день встречали
Белой ночью огневой.

Что за пламенные дали
Открывала нам река!
Но не эти дни мы звали,
А грядущие века.

Пропуская дней гнетущих
Кратковременный обман,
Прозревали дней грядущих
Сине-розовый туман.

Пушкин! Тайную свободу
Пели мы вослед тебе!
Дай нам руку в непогоду,
Помоги в немой борьбе!

Не твоих ли звуков сладость
Вдохновляла в те года?
Не твоя ли, Пушкин, радость
Окрыляла нас тогда?

Вот зачем такой знакомый
И родной для сердца звук -
Имя Пушкинского Дома
В Академии Наук.

Вот зачем, в часы заката
Уходя в ночную тьму,
С белой площади Сената
Тихо кланяюсь ему.

Вся его наука -
Мощь. Светло - гляжу:
Пушкинскую руку
Жму, а не лижу.

Прадеду - товарка:
В той же мастерской !
Каждая помарка -
Как своей рукой.

Вольному - под стопки?
Мне, в котле чудес
Сeм - открытой скобки
Ведающей - вес,

Мнящейся описки -
Смысл, короче - всe.
Ибо нету сыска
Пуще, чем родство!

Пелось как - поется
И поныне - так.
Знаем, как "дается"!
Над тобой, "пустяк",

Знаем - как потелось!
От тебя, мазок,
Знаю - как хотелось
В лес - на бал - в возок..

И как - спать хотелось!
Над цветком любви -
Знаю, как скрипелось
Негрскими зубьми!

Перья на востроты -
Знаю, как чинил!
Пальцы не просохли
От его чернил!

А зато - меж талых
Свеч, картежных сеч -
Знаю - как стрясалось!
От зеркал, от плеч

Голых, от бокалов
Битых на полу -
Знаю, как бежалось
К голому столу!

В битву без злодейства:
Самого - с самим!
- Пушкиным не бейте!
Ибо бью вас - им!

К А. С. Пушкину (Как? житель гордых Альп. )

Как? житель гордых Альп, над бурями парящий,
Кто кроет солнца лик развернутым крылом,
Услыша под скалой ехидны свист шипящий,
Раздвинул когти врозь и оставляет гром?

Тебе ль, младой вещун, любимец Аполлона,
На лиру звучную потоком слезы лить,
Дрожать пред завистью и, под косою Крона
Склоняся, дар небес в безвестности укрыть?

Нет, Пушкин, рок певцов — бессмертье, не забвенье,
Пускай Армениус, ученьем напыщен,
В архивах роется и пишет рассужденье,
Пусть в академиях почетный будет член,

Но он глупец — и с ним умрут его творенья!
Ему ли быть твоих гонителем даров?
Брось на него ты взор, взор грозного презренья,
И в малый сонм вступи божественных певцов.

И радостно тебе за Стиксом грянут лиры,
Когда отяготишь собою ты молву!
И я, простой певец Либера и Темиры,
Пред Фебом преклоня молящую главу,

С благоговением ему возжгу куренье
И воспою: «Хвала, кто с нежною душой,
Тобою посвящен, о Феб, на песнопенье,
За гением своим прямой идет стезей!»

Что зависть перед ним, ползущая змеею,
Когда с богами он пирует в небесах?
С гремящей лирою, с любовью молодою
Он Крона быстрого и не узрит в мечтах.

Но невзначай к нему в обитель постучится
Затейливый Эрот младенческой рукой,
Хор смехов и харит в приют певца слетится,
И слава с громкою трубой.

Между 1814 и 1817 (?)

К Пушкину (Счастлив, о Пушкин. )

Счастлив, о Пушкин, кому высокую душу Природа,
Щедрая Матерь, дала, верного друга - мечту,
Пламенный ум и не сердце холодной толпы! Он всесилен
В мире своем; он творец! Что ему низких рабов,
Мелких, ничтожных судей, один на другого похожих,-
Что ему их приговор? Счастлив, о милый певец,
Даже бессильною завистью Злобы - высокий любимец,
Избранник мощных Судеб! огненной мыслию он
В светлое небо летит, всевидящим взором читает
И на челе и в очах тихую тайну души!
Сам Кронид для него разгадал загадку Созданья,-
Жизнь вселенной ему Феб-Аполлон рассказал.
Пушкин! питомцу богов хариты рекли: "Наслаждайся!"-
Светлою, чистой струей дни его в мире текут.
Так, от дыханья толпы все небесное вянет, но Гений
Девствен могущей душой, в чистом мечтаньи - дитя!
Сердцем высше земли, быть в радостях ей не причастным
Он себе самому клятву священную дал!

Народоправству, свалившему трон.

Народоправству, свалившему трон,
Не упразднившему - тренья:
Не поручать палачам похорон
Жертв, цензорам - погребенья

Пушкиных. В непредуказанный срок,
В предотвращение смуты.
Не увозить под (великий!) шумок
По воровскому маршруту --

Не обрекать на последний мрак,
Полную глухонемость
Тела, обкарнанного и так
Ножницами - в поэмах.

Не флотом, не потом, не задом
В заплатах, не Шведом у ног,
Не ростом - из всякого ряду,
Не сносом - всего, чему срок,

Не лотом, не ботом, не пивом
Немецким сквозь кнастеров дым,
И даже и не Петро-дивом
Своим (Петро-делом своим!).

И большего было бы мало
(Бог дал, человек не обузь!) -
Когда б не привез Ганнибала-
Арапа на белую Русь.

Сего афричонка в науку
Взяв, всем россиянам носы
Утер и наставил, - от внука -
То негрского - свет на Руси!

Уж он бы вертлявого - в струнку
Не стал бы! - "На волю? Изволь!
Такой же ты камерный юнкер,
Как я - машкерадный король!"

Поняв, что ни пеной, ни пемзой -
Той Африки, - царь-грамотей
Решил бы: "Отныне я - цензор
Твоих африканских страстей".

И дав бы ему по загривку
Курчавому (стричь - не остричь!):
"Иди-ка, сынок, на побывку
В свою африканскую дичь!

Плыви - ни об чем не печалься!
Чай есть в паруса кому дуть!
Соскучишься - так ворочайся,
А нет - хоть и дверь позабудь!

Приказ: ледяные туманы
Покинув - за пядию пядь
Обследовать жаркие страны
И виршами нам описать".

И мимо наставленной свиты,
Отставленной - прямо на склад,
Гигант, отпустивши пииту,
Помчал - по земле или над?

Сей не по снегам смуглолицый
Российским - снегов Измаил!
Уж он бы заморскую птицу
Архивами не заморил!

Сей, не по кровям торопливый
Славянским, сей тоже - метис!
Уж ты б у него по архивам
Отечественным не закис!

Уж он бы с тобою - поладил!
За непринужденный поклон
Разжалованный - Николаем,
Пожалованный бы - Петром!

Уж он бы жандармского сыска
Не крыл бы "отечеством чувств"!
Уж он бы тебе - василиска
Взгляд! - не замораживал уст.

Уж он бы полтавских не комкал
Концов, не тупил бы пера.
За что недостойным потомком -
Подонком - опенком Петра

Был сослан в румынскую область,
Да ею б - пожалован был
Сим - так ненавидевшим робость
Мужскую, - что сына убил

Сробевшего. - "Эта мякина --
Я? - Вот и роди! и расти!"
Был негр ему истинным сыном,
Так истинным правнуком - ты

Останешься. Заговор равных.
И вот не спросясь повитух
Гигантова крестника правнук
Петров унаследовал дух.

И шаг, и светлейший из светлых
Взгляд, коим поныне светла.
Последний - посмертный - бессмертный
Подарок России - Петра.

Косности русской -
Пушкинский гений?
Пушкинский мускул

На кашалотьей
Туше судьбы -
Мускул полета,
Бега,
Борьбы.

С утренней негой
Бившийся - бодро!
Ровного бега,
Долгого хода -
Мускул. Побегов
Мускул степных,
Шлюпки, что к брегу
Тщится сквозь вихрь.

Не онедужен
Русскою кровью -
О, не верблюжья
И не воловья

Жила (усердство
Из-под ремня!) -
Конского сердца
Мышца - моя!

Больше балласту -
Краше осанка!
Мускул гимнаста
И арестанта,
Что на канате
Собственных жил
Из каземата -
Соколом взмыл!

Пушкин - с монаршьих
Рук руководством
Бившийся так же
Насмерть - как бьется

(Мощь - прибывала,
Сила - росла)
С мускулом вала
Мускул весла.

Кто-то, на фуру
Несший: "Атлета
Мускулатура,
А не поэта!"

То - серафима
Сила - была:
Несокрушимый
Мускул - крыла.

К Пушкину (Мой образ. )

Мой образ, друг минувших лет,
Да оживет перед тобою!
Тебя приветствую, Поэт!
Одной постигнуты судьбою,
Мы оба бросили тот свет,
Где мы равно терзались оба,
Где клевета, любовь и злоба
Размучили обоих нас!
И не далек, быть может, час,
Когда при черном входе гроба
Иссякнет нашей жизни ключ;
Когда погаснет свет денницы,
Крылатый, бледный блеск зарницы,
В осеннем небе хладный луч!
Но се — в душе моей унылой
Твой чудный Пленник повторил
Всю жизнь мою волшебной силой
И скорбь немую пробудил!
Увы! как он, я был изгнанник,
Изринут из страны родной
И рано, безотрадный странник,
Вкушать был должен хлеб чужой!
Куда, преследован врагами,
Куда, обманут от друзей,
Я не носил главы своей,
И где веселыми очами
Я зрел светило ясных дней?
Вотще в пучинах тихоструйных
Я в ночь, безмолвен и уныл,
С убийцей-гондольером плыл,
Вотще на поединках бурных
Я вызывал слепой свинец:
Он мимо горестных сердец
Разит сердца одних счастливых!
Кавказский конь топтал меня,
И жив в скалах тех молчаливых
Я встал из-под копыт коня!
Воскрес на новые страданья,
Стал снова верить в упованье,
И снова дикая любовь
Огнем свирепым сладострастья
Зажгла в увядших жилах кровь
И чашу мне дала несчастья!
На рейнских пышных берегах,
В Лютеции, в столице мира,
В Гесперских радостных садах,
На смежных небесам горах,
О коих сладостная лира
Поет в златых твоих стихах,
Близ древних рубежей Персиды,
Средь томных северных степей —
Я был добычей Немезиды,
Я был игралищем страстей!
Но не ропщу на провиденье:
Пусть кроюсь ранней сединой,
Я молод пламенной душой;
Во мне не гаснет вдохновенье,
И по нему, товарищ мой,
Когда, средь бурь мятежной жизни,
В святой мы встретимся отчизне,
Пусть буду узнан я тобой.

Потусторонним
Залом царей.
- А непреклонный
Мраморный сей?

Столь величавый
В золоте барм.
- Пушкинской славы
Жалкий жандарм.

Автора - хаял,
Рукопись - стриг.
Польского края --
Зверский мясник.

Зорче вглядися!
Не забывай:
Певцоубийца
Царь Николай
Первый.

Поделиться