Пушкин. Лицей
ЛИЦЕЙ
( октябрь 1811 – июнь 1817)
«Вошёл чиновник с бумагой в руке и начал
Выкликать по фамилиям. – я слышу: Александр Пушкин!
Выступает живой мальчик, курчавый, быстроглазый,
Несколько сконфуженный…»
И.И. Пущин. Записи. Л. Майков. 44 – 46.
I
«Шуршит ковёр листвы опавшей,
И с каждым днём грустнее сад.
Он был свидетель дружбы нашей,
И здесь невольно ищет взгляд
Приметы дней давно минувших,
Но нет в аллеях их уснувших.
Здесь пусто всё, унылый вид,
Старушка на скамье сидит…
Вот силуэт в конце аллеи,
До боли, кажется, знаком.
Нет, обознался! В горле ком.
Где детства милого затеи?
Куда ушло всё? Друг, ответь.
Одним бы глазом посмотреть.
II
Я помню, как мы здесь, бывало,
Гуляли с Пушкиным вдвоём.
Он знал тогда уже немало,
И я грущу теперь о нём.
Нет, он не думал рисоваться,
А уж тем более, смеяться
И важничать, что много знал.
Наук же он не уважал,
И словно доказать пытался,
Что самый ловкий он из всех.
Он был заточен на успех,
Вперёд неудержимо рвался.
Эх, милый сердцу, Летний сад!
Как же тебя я видеть рад!»
III
«Пришла пора в гнездо слетаться.
Я помню день счастливый тот,
Когда призвали нас собраться.
То был одиннадцатый год.
Так было всё великолепно!
День начинался тот с молебна,
И был для нас ничуть не мал
Просторный наш лицейский зал.
И терпеливо мы стояли,
Я это помню, как сейчас,
Как на поклон царю всех нас
По списку громко выкликали.
Потом – обед и пирожки,
А вечером – игра в снежки».
IV
«Во все шесть лет нас не пускали
Из Царского Села домой.
Родители нас навещали,
Роптали мы, но, Боже мой!
Все толки скоро прекратились,
И мы порядкам подчинились.
Я не забуду свой сюртук,
И статского покроя брюк,
И, если вспомнить без утайки,
Все были, но на долгий срок,
Одеты с головы до ног.
И куртки, бланжевой фуфайки,
Как и ночного колпака,
Клянусь, я не забыл пока».
V
«Он с первых дней прослыл поэтом.
Я как сегодня вижу класс,
И первое заданье это.
Профессор, оглядев всех нас,
Сказал: «Вы розу опишите.
Стихами, только не спешите».
Мы стали головы ломать,
И перьями скрипеть – писать.
Стихи никак не выходили,
А Пушкин вскоре просто встал,
И прочитал, что накропал,
Стихи нас эти восхитили.
И, если память мне не лжёт,
То был одиннадцатый год».
VI
«Писал сначала по-французски,
В котором был большой знаток.
Потом переводил на русский.
Его поэзии росток
Укоренялся год от года.
Ему нужна была свобода.
Крутой горы парнасской склон
Взять штурмом попытался он,
А с ним и мы – друзья по классу –
Пытались тоже сочинять,
И он нас начал поощрять.
И вдохновения заразу,
Как и игривых, юных муз,
Нам удружил всем наш Француз».
VII
«Замысловат, но не прилежен,
Застенчив и самолюбив.
Порывам вспыльчивым подвержен,
Хотя отходчив, не злобив.
Отметить надобно при этом,
Что добродушие заметно
В его душе и он готов
Советам внять профессоров».
Ни слова, чтобы от природы
Он был заметно одарён -
В одной поэзии силён.
На то нам и учёбы годы,
Чтоб расширять полёты дум,
И развивать природный ум.
VIII
«Я логики не понимаю»,-
Вчера мне так ответил он.
И, говорит, насколько знаю,
Не только я в ней не силён.
Ведёт себя довольно смело,
И в спор вступает то и дело,
И непристойно вспыльчив он,
И остротою наделён,
Ленив и, плохо успевая,
Не скромен, ветрен, нерадив,
Хотя усерден и учтив».
Характеристика такая
Ему давалась с первых дней,
Когда он поступил в лицей.
IX
Листочки первых сочинений
Не каждый сохранил из нас.
Несовершенство тех творений
Смущает ли кого из вас?
Кропали мы стихотворенья –
То были годы становленья,
И пробы первые пера.
И тут бессильны доктора.
И наши первые страданья,
И первых критиков слюна –
Мы всё отведали сполна.
И нынче, даже с расстоянья,
Сквозь призму пролетевших зим,
Трудов тех бред невыносим.
X
Роман «Цыган», пока что в прозе,
«Философ», с ним же и «Монах»,
Как говорят, «почили в бозе»,
Как и комедия в стихах.
Листы в набросанных словечках
Сгорали вечерами в печках!
Один был прок от них – тепло.
Но мастерство – оно росло.
То были первые проказы.
И Пущин позже вспоминал,
Как он однажды ром достал,
И как был с Пушкиным наказан
За тот весёлый, детский пир,
И как потом штаны до дыр
XI
Они в молитвах протирали,
Как за столом сместили их.
Но, правда, что они не врали,
Вину всю взяли на троих.
(Был третьим в деле Малиновский)
Тогда не повезло чертовски –
Друзей дежурный гувернёр
Расспросами к стене припёр.
И получилось, что в итоге
Событий – просто через край –
Все получили нагоняй!
Накрылся весь их гогель-могель,
А класс, быть может, отмечал
Войны блистательный финал?
XII
«Того как не отметить факта,
В котором и сомнений нет:
Ему недоставало такта,
Что шло ему же и во вред.
Хоть было с ним и интересно,
Шутил он часто неуместно,
И сам от этого страдал -
Он нежным сердцем обладал.
Чувствителен, и чрезвычайно,
Шёл нежным импульсам вразрез –
Его, как будто, некий бес
Подталкивал, порою, тайно
К конфликтам, не жалея сил.
Тогда он и других бесил.
XIII
Мир для него был очень сложным.
Проблем не постигая суть,
Их истолковывая ложно,
Ночами не давал уснуть.
Он излагал мне через стену
Свою ничтожную проблему,
Просил, хотя бы, дать совет.
Луна холодный, тусклый свет
В каморки наши посылала,
И, словно узники тюрьмы,
Подолгу говорили мы.
Звезда далёкая мерцала
Мне сквозь замёрзшее стекло…
С тех пор немало лет прошло».
XIV
Проблем неразрешимых сети!
И сколько было их у нас,
Когда ещё мы были дети?
А мало ли проблем сейчас?
На самом деле, как, не знаю,
И только лишь предполагаю:
Раз повезло, и родились,
То для проблем. И на всю жизнь.
Процентов, так, на девяносто
Они решаются вполне,
Без всякой помощи извне.
А десять – это очень просто –
Нам ни за что не разрешить,
И с ними как-то надо жить.
XV
- Порой заносчивый и дерзкий,
Он всё же беззащитен был,
И сам же, выпад сделав резкий,
Вдруг выхода не находил.
- Находчив не был? Да, возможно.
Всё для него так было сложно!
Он просто не умел хитрить,
И от возмездья уходить.
- Бывало, вместе промахнёмся,
Сам вывернешься. Он – никак!
И часто попадал впросак.
И там, где мы лишь посмеёмся,
Избегнув кары за грехи,
Его были дела плохи.
XVI
«Математической задачи
Непроходим и тёмен лес.
Он у доски давно маячил,
А помощь всё не шла с небес.
Сопел, но видно спали боги.
- Чему же равен X в итоге?-
Профессор, наконец, спросил.
А Пушкин мел-то положил,
Как будто ждал ещё подсказки,
Сказал: «Нулю». Предмета он
Не изучил со всех сторон.
- Ну что ж, пишите лучше сказки,-
(За юмор Карцева люблю!)
У вас же всё равно нулю».
XVII
«Он грыз перо от нетерпенья;
Нахмурив брови, уходил,
Чтоб набросать стихотворенье.
То улыбался, то грустил,
Бросая пламенные взоры.
Профессора и гувернёры
Его боялись эпиграмм.
И, правда, что когда ты сам
Причина шутки остроумной,
То как-то даже не смешно.
И можно рассердиться, но
Вас распирает смех безумный,
Когда касается других
Написанный блестяще стих».
XVIII
«Читал я с воодушевленьем –
Державин превратился в слух.
«И сердце билось в упоенье».
И так захватывало дух!
Меня вдруг солнце озарило!
Душа моя тогда парила,
И зал ей этот тесен был.
Я весь вложил свой юный пыл
В свои ликующие строки.
Не помню, как закончил я,
В избытке чувств, как жар горя.
Державин бросился в восторге,
Хотел к груди меня прижать,
А я вдруг бросился бежать».
XIX
"У нас тогда мороз по коже -
Так он волнующе читал,
Мы бы его обняли тоже,
Но он куда-то убежал.
Державин требовал: "Найдите!"
И что вы тут не говорите,
Но это был триумф его.
Триумф, и больше ничего.
А вечером мы с ним сидели
В библиотеке, у окна,
И площадь нам была видна.
В толпе две кумушки галдели,
И среди прочей болтовни,
Я говорю: "Взгляни, взгляни!
XX
О чём бы это так браниться,
От всенощной идя домой?"
Он только глянул на их лица,
Тряхнув кудрявой головой.
А утром, как меня заметил,
Стихи о том, как дамы эти
Вчера бранились на чём свет,
Мне сразу зачитал поэт.
Его Антипьевна, Марфушка,
И их занятный разговор -
Какой же это, право, вздор!
Профессор лишь тогда за ушко
Его изрядно потрепал,
Чтоб ерунду не сочинял".
XXI
«Он очень рано стал влюбляться.
Случись у нас лицейский бал,
Он всласть любил натанцеваться.
Тогда уж взор его пылал.
Он вспыхивал в одно мгновенье
От одного прикосновенья
К изящной ручке. Во - дела!
И грыз, как будто удила,
Пыхтел, сопел, как конь ретивый,
И в такт не попадал, порой.
Подвижный очень и живой,
Он тряс своей кудрявой гривой.
Одно внимание – она!
Ну, точно – конь средь табуна!»
XXII
«Смотрел на снежную дорогу,
С волненьем, стоя у окна.
А вдруг угодно будет Богу –
Вдали покажется она.
Как долго ждать! В груди томленье.
Но нет! Напрасны все стремленья –
Она сегодня не пришла.
Ах, как мила она была!
Как ей пристало это платье!
Минута краткая сладка.
Её прозрачная рука…
О, сколько буду представлять я,
Как с ней на лестнице сойдусь,
И сам себе скажу: «Не трусь!»
XXIII
Как часто так же мы, вздыхая,
Ловили милые черты.
Нам грезились ворота рая,
Но «гений чистой красоты»,
Которого мы так хотели,
Был не для нас, на самом деле,
Не в нашу сторону глядел.
А ты стоял или сидел,
Смотрел, как проплывает чаша,
Не видя жалкого тебя.
И, хоть воскликни: «Это я!»
Но чаша всё равно не наша.
А сколько было слёз и мук!
Ты помнишь ли, любезный друг?
XXIV
Всё сгинуло, промчались годы.
Не у последней ли черты,
Начерченной рукой Природы,
Её увидишь снова ты?
«Как мимолётное виденье»
Промчится и в одно мгновенье
Исчезнет навсегда из глаз,
Обдав последним жаром нас.
Всё было. Да, всё это было –
И сабель звон и звон колец,
И ты, тогда ещё юнец…
А грусть – она заходит с тыла,
Откуда и никто не ждал,
И холоден её кинжал.
XXV
«Дома Вельо и Фергюсона
Для нас – как огоньки в пути.
Все поняли, что нет резона
Держать нас вечно взаперти.
Там пили чай мы и болтали,
Секреты жизни постигали.
Тогда директор Энгельгард
Был у себя нас видеть рад.
Но Пушкин редко появлялся.
Никто не ведал, почему?
И что не нравилось ему?
Был слух, что со стишком попался,
С карикатурой ли какой –
Наказан был самим собой».
XXVI
«Блистать поэзией? Кто знает!
Но прочных оснований нет.
Не каждый же, кто сочиняет,
Писатель или же поэт.
Боится всякого ученья,
Что не понять в одно мгновенье;
Поверхностный, французский ум,
И никаких серьёзных дум.
А сердце холодно и пусто.
А где религия, любовь!
Я думаю, порой, и вновь
Становится немного грустно».
Характеристика его
Не обещала ничего.
XXVII
«Как это глупо всё ужасно –
Нас вечно взаперти держать!
И целый год ещё напрасно
Нам перед кафедрой дремать.
Безбожно это всё, безбожно!
Жить в деревнях, конечно, можно –
Безмолвие и тишина…
Но нам она зачем нужна?
Философы, да и поэты –
Знать притворяются они.
Нет, нет, и Боже сохрани!
Нас не прельщает участь эта.
Лицей несносней с каждым днём.
Но год остался – подождём».
XXVIII
«Нас удержать в те годы в стенах,
Конечно же, никто не мог.
Мы грезили о переменах.
Стоял в Селе гусарский полк,
И офицерские пирушки
Частенько посещал и Пушкин.
Там нараспашку пировал,
Актрис театра посещал,
Семейств приехавших субреток.
Любил он, что и говорить,
Венере жертвы приносить.
Тогда в нём африканский предок
Во всей красе проявлен был –
Порой, под утро приходил».
XXIX
«Ошибка вышла! Вот проклятье!
Был вечер, тёмный коридор…
Он бросился на шорох платья –
Смешно, ей-богу до сих пор!
Он поцелуй сорвать пытался.
Темно, и просто обознался.
Как сцена из дурного сна –
Открылась дверь – стоит княжна!
Крик подняла, его узнала.
Царь, говорят, что был взбешён,
И даже уверяют, он
Велел, чтоб высекли нахала.
Не высекли, но за грехи
Он в карцере писал стихи».
XXX
-Учителя, как ни старались,
Помочь поэту не могли,
И он учился всем на зависть –
Частенько получал нули.
- Легко учился, но небрежно.
Всё по верхам, всегда поспешно,
И видно, если б захотел,
Пожалуй, больше бы успел.
Был превосходный фехтовальщик,
Мог отразить любой удар.
- Да, если вспомнить его дар.
Но что вам дался этот мальчик?
Шалун он был, к чему скрывать.
Тут больше нечего сказать.
XXXI
«И вот, теперь уже не дети,
Предстали мы перед царём.
Нам предстоит вращаться в свете;
Мы песнь прощальную поём.
Царь тронут был слезой прощанья,
И, похвалив нас за старанье,
Приветливо благословил.
Потом с Голицыным ходил,
Смотрел своим хозяйским взором
На сборы молодых людей.
Вверх дном тогда был весь лицей,
И шум стоял по коридорам.
Мы со своих сорвались мест,
И книжной пылью пах отъезд.
XXXII
Я заболел, что было скверно.
Мы на разлуку обнялись.
- Ну что ж, увидимся, наверно,
Прощай, и будь здоров, лечись.
Долой лицейскую удавку!
Ко мне в деревню, на поправку
Тебя я с нетерпеньем жду,
В каком бы ни было году.
Я обещал. Он быстро вышел,
А вскоре уж простыл и след,
Как след и всех лицейских лет.
А за окном уже был слышен
Какой-то лязг и стук копыт.
Куда дорога нам лежит!»
© Copyright: Игорь Прицко. 2013
Свидетельство о публикации №113011304410