Тьма - это обратная сторона света
А давно товарищ Тень не размещала у себя хороших стихов! А посему - знакомьтесь, легенда русского рока, писавшая стихотворения (не могу назвать текстами её чудесные строки!) для таких монстров отечественного рока, как "Ария", "Мастер", "Маврин", "Катарсис", "Кипелов", "Автограф" - перечислять долго, слушать почётно. Маргарита Анатольевна также автор одного из необычнейших проектов российского хэви, группы "Маргента", где (о, наконец-то сбылась историческая справедливость!) музыканты пишут музыку на её стихи, а не наоборот))).
Её стихи, ставшие песнями, известны многим, но кроме них, у неё выходило также два поэтических сборника - "Заживо погребённая в роке", и "Слезай с моего облака", и аудио-книга, честно мною купленная, и заслушенная до дыр.
Вот эти стихи, не получившие голоса и музыки, я и хочу здесь разместить. Может быть, кого-нибудь так же сильно заденет её голос, идущий от сердца, рваный ритм пульса, и волшебные созвездия слов. Прочтите. У них есть голос. У них есть Душа. Они живые!
С малых лет тихо делать бы серные спички…
Не мечтать о Карраре и белых безмолвных камнях,
Не блуждать в темноте, ожидая божественной вспышки,
Не стремиться зависнуть над пропастью
на скрипящих неверных ремнях.
Микеланджело ранен! За сотни страниц от порога,
Близ которого культ воробьев и голодных дворняг,
Тех, кто делает серные спички, не судят так строго,
Никто не потребует крови из ран
для восставшей толпы – натощак.
Микеланджело ранен… душа мирозданья в подтеках.
… Рядом грохот петард – Рождество к Рождеству.
Микеланджело ранен? Сбегают мальчишки с уроков,
Раз плюнуть в болото истории, ведь ее все равно переврут.
Эй, за сотни страниц от Кремлевской,
Повидавшей затылки Великих, стены
Кто-то делает серные спички, не насилуя мозг свой,
Кто-то катит свой камень,
твой камень,
мой камень,
наш камень…
Микеланджело ранен?!
Да бросьте!
Не видать со спины.
Бабочка опускается на ладонь,
Словно запомнила свой путь заранее,
Я узнаю ее по крыльям,
Хотя не знаю латинских названий,
Бабочки не помнят своих родителей…
Что за короткая, никчемная память!
Но в существо золотистого цвета, поющее лето,
Превратилась моя ушедшая мама…
Она сидела у меня на ладони –
- нереальные крылья –
- невесомость решившей проведать живых –
И шептала о том, что нас любит,
Всех помнит,
И о том, что ей скучно…
В мирах иных.
* * *
Лестница случайно упала -
Ее сбил башкой пролетающий мимо не сокол,
а голубь,
Лестница случайно упала,
да так и осталась.
13 ступеней не в небо,
а в прорубь.
Бедный Моцарт… А общей могиле
Похоронен на прошлой неделе
Под распевы австрийской метели,
Под присмотром ревнивца Сальери,
Бедный Моцарт… Тебя все забыли.
Хрупкий Моцарт, флейту не слышно,
Волшебства в ней совсем не осталось,
Дон Жуана замучила старость,
В птицелове пружинка сломалась,
Бедный Моцарт…
Кто гений –
Тот лишний.
Когда чешуя лунных рыб
Оденет поверхность реки
И превратит ее юркое тело в сонату,
Людвиг, оглохший медведь,
Завяжет узлом сквозняки –
И на черно-белые зубы фантазий
Наложит когтистую лапу.
Памяти Джорджа ХАРРИСОНА
Прощай, Джордж…
Твое облако номер 9
Проплывает над Гангом –
А мои облака –
пока –
на приколе –
Они ниже и тише рангом –
Провисают дождем
над неубранным
русским полем.
Колокольчик Валдая
Ничего о тебе не знает –
Но душой понимает,
Что мы ритм потеряли
В бедламе
калифорнийского рая.
Ты теперь просто пепел,
Ты теперь просто ветер,
Ты теперь слишком светел,
Чтоб ходить по земле
Да гулять по росе
норвежских лесов,
Не замечая бега часов,
Не разбирая дороги…
Танцуй на ладонях Бога,
Танцуй на ладонях Бога!
Настоящего - в жизни немного,
Настоящих - в жизни немного…
Ты –
один из последних.
Ты –
вышел.
Прощай, Джордж!
Твое облако –
номер 9.
Харе Кришна.
Знаю, что было в будущем,
Не помню, что будет в прошлом,
На море, под солнцем бунтующем,
Потерянная дорожка.
Наверно, бежал звон предутренний,
Спешил на поминки Заката,
Да водорослями опутанный
Споткнулся… и стал виноватым
В отсутствии радости уличной,
В отсутствии смеха домашнего –
И в том, что просеяно будущее
Сквозь дырочки сита вчерашнего.
Лунные кольца превращаются в кандалы,
Острые зубы на части рвут рыбу,
Эльфийского хлеба наевшись, не вырастут бунтари –
Они будут вечно плутать в лабиринте детских улыбок.
Деревья вернутся. Но жить они будут не здесь,
Их листья знаменами брошены в черную грязь,
Сигнальный костер разжигает проснувшийся чудом лес,
Вдаль клятвы и гимны лучами уходят навечно от нас.
По отвесной стене
Все
Один за одним.
Мечтали и верили –
Мы победим!
ОНИ ЛЮБИЛИ ВЕТЕР
Она шла по улице, любуясь собой в отраженье витрин,
Она была чертовски красива и дразнила
играющим телом разморенных зноем мужчин,
Она ненавидела их - самонадеянных глупых котов,
Да, она уже была влюблена - в красавца,
потомка мотоциклетных богов.
Она знала точно, что он
ждет ее у церковных ворот,
Они должны были ехать на праздник,
где в кострах жгут опавшие листья,
где веселья водоворот.
И она сшила чудное платье - он любил фиолетовый цвет.
А у него в кармане лежало колечко -
он верил в любовь навсегда, этот веселый брюнет!
Они любили скорость,
Они любили скорость и ветер,
Ветер повсюду - в жизни и в смерти,
Ветер во всем на свете,
Они оба любили скорость и ветер.
Но кто-то в черной куртке шепнул,
чтоб она возвращалась домой,
Его нашли на северной трассе -
мертвый взгляд в бесконечное небо,
в кармане кольцо с бирюзой.
Слишком много врагов у богов, у мотоциклетных богов.
Она закрыла все три окна и все двери,
И упала в объятия снов, на самое-самое дно -
Оттуда никто не вернется, ни ночью, ни днем.
Они любили скорость,
Они любили скорость и ветер,
Ветер повсюду - в жизни и смерти,
Они оба любили скорость и ветер.
Руки юной актрисы целовали цари,
У которых корона и трон из картона,
Капитаны, теряя рассудок, покидали свои корабли,
И меняли морские законы на ее благосклонность.
Все ее называли “Офелией нового театра”,
Правда, мама дала при рожденьи ей имя “Елена”.
И ее вдаль несло лепестком белой розы Монмартра
По коварной реке театральных интриг и измены.
Дитя Богемы, пленница Богемы,
Из облаков, цветов и легкой пены,
Из вальсов довоенной старой Вены
И музыки влюбленного, воздушного Шопена,
Дитя Богемы,
Спи, дитя Богемы!
Так хотелось любви, о которой писал сам Шекспир,
Но герой милых грез оказался обычным пьянчугой,
Она резала вены, проклиная наш пошлый расхристанный мир,
Но осталась жива - и навеки простилась с любовным недугом.
Как она одинока! Но ее гениальнее нет.
Браво, браво, Офелия! Браво, браво, Елена.
Смерть вчера приходила. и зажгла во всех комнатах свет,
Но пока не осмелилась выйти за актрисой на сцену.
Он делал крылья из фанеры и в полнолуние летал,
Она молилась, но без веры, лишь чтобы попик не ругал.
Он строил лестницу на небо, мечтая об экстазе сфер.
Она пекла лепешки хлеба, не зная азбуки манер.
Он сеял лотосы в Нирване, имел патент на третий глаз,
Она любила мыться в бане и пить под липой свежий квас.
Он ритуальный бег индейцев мог увидать на дне озер,
Она ждала красноармейцев, цветами украшая двор.
Он тихо уходил в деревья и нежно шелестел листвой,
Она носилась по деревне за бесноватою козой.
Вот разошлись они небрежно: ей выпал Запад, не Восток,
Там джентльмен приятно-нежный собачкой лег у русских ног.
А он - мостил дорогу в небо,
Но не хватило кирпича,
Упал и умер.
И в деревне не вспоминают Кузьмича.
Из болот Сингапура к нам явились цыгане,
Напугав глупых баб, стариков и детей.
Они шелком шуршали и громко сыпали бранью,
Не найдя в нашем городе черных коней.
Ведь коня увести - значит спеть гимн свободе,
Песню дикой свободы и дикой любви.
Ведь коня увести -
значит снова войти в кристально чистую воду
из источника безумной судьбы.
Самый старый цыган выпил странный напиток,
Воспарил на секунду над грешной землей,
А потом сплел коня из простых черных ниток
И взмахнул над костром
трижды
смуглой рукой.
Конь ударил копытом, и зажглись в небе звезды,
Рассмеялись цыгане и тронулись в путь,
Я ушла вместе с ними
в край, где светится воздух,
Ни мольбами, ни силой меня не вернуть.
Девушку звали Яной,
Она ходила в рубахе домотканой,
Не любила лютый декабрь,
А любила волнистый апрель,
Бродила далеко от дома по теплой траве
И мечтала увидеть Великую Эгле –
Королеву Ужей,
Чтоб попросить у нее на счастье
Три янтарные бусины на запястье.
Парня с дальнего хутора звали Яном,
Он ходил в рубахе да штанах полотняных,
И влезал в окно, когда отец девушки Яны
Гнал его в дверь,
Он фальшивыми звуками измучил свою свирель,
Яну чертовски хотелось увидеть Великую Эгле –
Королеву Ужей,
Чтоб попросить для любимой на счастье
Расшитое янтарем подвенечное платье.
Яну прочили в жены вдову,
А девушке Яне – вдовца,
У которых в погребах, чердаках – по 3 золотых ларца,
Да в ночь на Ивана Купалу
Влюбленных украсил из ромашек венец,
Человек в зеленом камзоле
Увел их вглубь моря в янтарный дворец,
Там их поджидала Великая Эгле – Королева Ужей,
В окружении блестящих придворных и лесных сторожей…
С тех пор – ни бед, на напастей,
Янтарь на запястьях,
Расшитые янтарем рубахи и платья,
Кони в конюшне – янтарной масти,
И никто на земле не властен
Разрушить это янтарное счастье!
…Кроме Великой Эгле – Королевы Ужей…
Вей, ветерок,
Вей, ветерок,
Неси запах моря и сосен
За деревянный порог!
Ничего нет в руках –
Ни синицы,
Ни журавля,
Есть лишь небо в наших глазах,
Да под ногами – наша земля…
Прикури от холодной Луны,
Затуши окурок о горячее Солнце,
Только вздох ночной тишины
После нас остается…
Время меняется.
Приходят новые мысли,
Врезают в двери мозга новый замок.
Маятник мается-кается.
Стоячий воздух окислен,
Хотела вырасти роза –
Вырос чертополох.
Двери – щелк!
Состоянье кораблекрушенья
После твоих стихов
Несравнимо с гибелью
Мною услышанных звезд,
Я не знаю, что за туман проник
В мою зону – любовь
К фиолетовым краскам вцепилась
В заржавленный гвоздь и поранила руку.
Ты опять мне напомнил оранжевых птиц
Без кладбищ и церквей,
Их хоронят кузнечики в мягкой,
Но смертной траве,
Помню – на пальцах у Хендрикса
Перекличку перстней,
Помню – безумный бриллиант свил гнездо и у него в голове –
Миллиард бы за штуку!
Дрессировщик пустоты не вызнал
Закона прозрачности стен,
Нарушение в радуге – это убийство детей,
От вторжения может спасти не хитрость,
А бегство в тот день,
Где никто не будил спящих тигров
И дремлющих змей
У подножия Храма.
(Ты опять мне напомнил сандаловых четок
разрыв и поток,
Души тех, кто успел умереть,
растревожил в растеньях,
Помню, голосом Планта
Звенел мой единственный бог:
«Ты – не червь!» - «Я – не червь!»
«Ты – не плоть!» - !Я – не плоть!»
«Ты – не кровь!» - «Я – не кровь!»
«Ты- лишь вздох!» - «Я – лишь вздох!»…
В ледяной океан головой…
Состоянье крушенья.
Ты – наводчик тумана.
МЕЛАНХОЛИЯ В СЕНТЯБРЕ
Меланхолия в сентябре…
Крылья тумана укрыли мне сердце,
Печаль не рождается в летнем тепле,
Для нее выход в мир – через серую дверцу.
Меланхолия в сентябре.
Меланхолия в сентябре…
Призрак метели бредет где-то рядом,
Ночью вспугнет белой птице в окне,
Подбавит свинца в радость маленьких рек,
А новой луне подкрахмалит наряды…
Меланхолия в сентябре.
Меланхолия в сентябре…
Камни разумны, а листья – беспечны.
Наш огонь слишком долго горел,
Слишком умными были речи о вечном,
Но не нам сидеть на священной горе,
Меланхолия в сентябре.
Меланхолия в сентябре –
Ты так хотел остаться… на память…
Но ты же не мертвый цветок в янтаре,
И распад летних радуг придуман не нами,
Меланхолия в сентябре…
Верхняя часть неба смертным доступна –
Мы – те же птицы, снявшие крылья,
Думали – купят… И эта проклятая купля
Доступ понятий в чести в умы перекрыла.
Пустое!
Верхняя часть неба – алое нЕбо
Пасти, разинутой на все живое –
Думали – схватит. Рванули кусочки на пробу.
Небо свернулось, дожди отпустило на волю.
Больное!
Верхняя часть неба – боги зрят в окна,
И варят пиво из лунных шишек,
Думали – вкусно. Да всюду волокна
Звездных портянок, напиток весельем не дышит.
Родное!
Услышать, как цветет лимон,
Услышать, как цветет яблоня,
Услышать готовность к цветенью старенькой вишни,
И уйти в зеркало,
Оставив правый башмак на пороге,
А левый – забросив
За нить паутины Луны…
Любой из нас хоть раз терял надежду…
Надежду быть любимым или пОнятым,
И нечто повторялось хоть не в прежнем,
А в новом виде, ярком и особенном…
Но от сравнений никуда не деться,
Мы украшаем прошлое, как памятник.
И острием безжалостным по сердцу
Пройдется снова безучастный маятник.
В этой реальности наша жизнь нереальна,
Я осторожно дотрагиваюсь до твоего лица,
Кажется – еще секунда, и мы распадаемся на детали
Или становимся блестящими спицами блестящего колеса.
Колесо понесется по самой неровной дороге
(Неровность дорог отличительный признак любимой страны),
Завопят и завоют все неженки и недотроги –
Существа с недоступной пока пониманью Другой Стороны,
Ибо им только ведомо то, чем закончится это вращенье,
Это бегство сверкающих спиц в миллионах колес,
Всепрощенье покажется дикостью…
А возвращенье…
На Голгофу дорога по улице Высохших Слез…
Путевые заметки Иеронимуса Б.
(вольный перевод с испанского)
Сонная Смерть (la tia Muerte), надвинув сомбреро себе на глаза,
Отрекается от созерцания сердца дона Буэндиа
Под пиликанье скрипок упрямых цикад.
Жара своим грубым распластанным веером
Прибивает изнывающий сад
И пытается в доме устроить пожар (половину себя)* -
По-испански “incendio”…
Ручная голубка поранила грудь
об ограду открытой церквушки
(ay, palomita no llora)
В тени позабытой конкистадорами пушки
Не прочь бы уснуть
Неизвестный жандармам бродяга
В украденных где-то штанах,
На руках –
Полосками – неподдельные шрамы,
- и- странно –
40 дней желанная влага
Не спешит вниз сойти по ступеням небесного дома
Следом за старым своим знакомым –
Композитором и фантазером –
Jesus’oм Мендесом Громо (м)
(ay, palomita herida no llora,
No canta,**
My lost encanto. )***
*
По-жар – жара, т.е. Иеронимус Б. считает, что пожар в доме – это всего лишь 1/2 изнуряющей жары, которую он пережил летом 2012 года в мексиканской деревушке Торренто-де-ла-Сантилья Легуа.
**
«Раненая голубка не плачет, не поет…» - можно допу стить, что голубка умеет плакать. Однако по поводу ее способности петь почтенный Иеронимус Б. явно заблуждается, находясь под воздействием сводящего с ума мексиканского зноя.
***
Мое заблудившееся очарование - (составлено автором из английских и испанских слов)
Говорят – срубили…
Да не нашелся еще топор,
который свершил бы это черное дело.
И та сосна, в которой мой дух живет до сих пор,
Холит в редких лучах прибалтийского солнца
Волшебное сосновое тело…
ЭХО, ПОСЛАННОЕ В
НИКУДА УИЛЬЯМУ БЛЕЙКУ
Мудрый ад говорит – мертвым месть недоступна,
Рай молчит – тучи шлет – с холодным дождем,
Мудрый ад – мне твердит: «Действуй днем – думай утром –
Ночью спи», - только ночь – это время мое.
Мудрый ад мне кричит – нет, молитвы не сеют!
Тигр и лев – рвут плоды, крысы – нити корней,
Рай молчит – он давно научился не верить
Ни словам, ни слезам… и ни аду, ни мне.
Это далеко не все её стихотворения. Если понравится - продолжим.