Любовная лирика Пушкина
Романтический поэт создаёт в своём творчестве поэтическую автобиографию, и для него не важно, насколько она совпадает с реальной. Нужно лишь, чтобы читатели поверили в искренность чувств, в существование неведомой дамы, внушившей безнадёжную, как правило, любовь.
Реальная жизнь Пушкина, казалось бы, изучена досконально. Известны адресаты и обстоятельства создания хрестоматийных шедевров. Но вокруг некоторых стихов пушкинисты до сих пор не прекращают споры: кому они посвящены?
Даже перечислить адресатов любовной лирики Пушкина сложно. В легендарном «Донжуанском списке» – 34 имени. Перед свадьбой в одном письме Пушкин рассуждал о том, что первая любовь – дело чувствительности, вторая – дело чувственности, а Натали, будущая жена, аж «11З-я любовь» поэта! Даже если это поэтическое преувеличение, согласимся с М.Н.Волконской: «Как поэт, он считал своим долгом быть влюблённым во всех хорошеньких женщин и молодых девушек. В сущности, он обожал только свою музу и поэтизировал всё, что видел».
Образы милых современниц Пушкина, запечатлённые в его стихах, настолько жизненны, конкретны, несмотря на всю свою романтическую обобщённость, что мы их воспринимаем не только как знакомых Пушкина, но и как своих знакомых.
***
ЕКАТЕРИНА ПАВЛОВНА БАКУНИНА (1795–1869) – сестра лицейского товарища Пушкина. В неё были влюблены трое друзей: И.И.Пущин, И.В.Малиновский, А.С.Пушкин. В элегиях «под Жуковского» Пушкин воображает себя ветераном в жизни и в любви, но дневник его (1815) выдаёт полудетское, чистое, очень трогательное чувство:
«Как она мила была! Как чёрное платье пристало милой Бакуниной! Но я не видел её 18 часов – ах! Какое положение, какая мука! Но я был счастлив 5 минут.
Итак, я счастлив был, итак, я наслаждался. »
После Лицея вихрь петербургской жизни закружил Пушкина. Но, притворяясь «гулякой праздным», он лукавил. В марте 1820 уже была готова поэма «Руслан и Людмила». Главная героиня в ней напоминает не персонажей древнерусского эпоса, а ровесниц Пушкин «Девушке в 17 лет какая шапка не пристанет?!» – любуется 20-летний автор Людмилой в шапке-невидимке. А что стоит объявление Людмилой «голодовки» у Черномора: «Подумала – и стала кушать!»
***
Счастливейшими минутами своей жизни Пушкин назвал время, проведённое с Раевскими на Кавказе и в Крыму (1820). Кому из трёх дочерей генерала: Елене, Екатерине или Марии – посвящена элегия «Редеет облаков летучая гряда»? Писатель Иван Новиков считает, что – Марии.
И дева юная во мгле тебя искала
И именем своим подругам называла.
МАРИЮ НИКОЛАЕВНУ РАЕВСКУЮ (1805–1863) считали «утаённой» любовью поэта (а была ли она? – или это только литературный приём?). Сама жизнь Марии Николаевны достойна романа. Она была правнучкой М.В.Ломоносова. Выданная замуж без любви, она посчитала своим долгом поехать в Сибирь вслед за мужем, декабристом Сергеев Волконским. Генерал Н.Н.Раевский перед смертью назвал дочь «самой удивительной женщиной» из всех, кого он знал.
Не её ли «очи яснее, дня, темнее ночи» у Заремы из «Бахчисарайского фонтана»? В Бахчисарае Пушкин побывал с Раевскими. Готовя в 1824 г. свою поэму к переизданию и вспоминая путешествие, он обращается к «Фонтану Бахчисарайского дворца»: «Но о Марии ты молчал». Мария из «Полтавы» (историческая Матрёна) похожа на Раевскую: «Как тополь киевских высот, она стройна». Ей, по-видимому, посвящена эта последняя романтическая поэма Пушкина (1828):
Твоя печальная пустыня,
Последний звук твоих речей
Одно сокровище, святыня,
Одна любовь души моей.
Мария – любимое имя Пушкина. Марией была его бабушка, «Машкой» он назвал старшую дочь. Мариями звали героинь «Бахчисарайского фонтана», «Гавриилиады», «Дубровского», «Полтавы», «Метели», «Выстрела», «Капитанской дочки». Мариула из «Цыган» и Мэри из «Пира во время чумы» – тоже Марии.
Возвращённая Александром II из Сибири вместе с декабристами, М.Н.Волконская издала свои «Записки». Прочитав их, Н.А.Некрасов написал поэму «Русские женщины», посвящённую подвигу декабристок, душевной стойкости русских женщин. Л.Н.Толстой (мать его была из Волконских) под обаянием личности М.Н.Волконской задумал роман «Декабристы», из которого потом логически вытекла эпопея «Война и мир».
Пускай любовь Пушкина и Раевской – лишь плод его воображения. Однако известно, что, получив от княгини В.Ф.Вяземской мадригал Пушкина невесте – «На холмах Грузии лежит ночная мгла», – Мария Николаевна очень рассердилась на «приёмного сына» княгини. Почему – можно только догадываться, основываясь на первом варианте этих стихов, в котором речь шла о. Кавказе. Мария Николаевна с детства была строгой, серьёзной, сдержанной, хранила тайны своего сердца про себя. Но в «Записках» она вспоминала путешествие 1820 г. своё общение с Пушкиным и строки из «Онегина», якобы посвященные ей:
Я помню море пред грозою:
Как я завидовал волнам,
Бегущим бурной чередою
С любовью лечь к её ногам!
Как я желал тогда с волнами
Коснуться милых ног устами!
Нет, никогда, порыв страстей
Так не терзал души моей.
***
…Всё же «порыв страстей», заключённый в строфе, заставляет вспомнить скорее Одессу и любовь Пушкина к жене новороссийского генерал-губернатора ЕЛИЗАВЕТЕ КСАВЕРЬЕВНЕ ВОРОНЦОВОЙ (1792–1880). В стихотворении «К морю» он назвал это чувство «могучей страстью». Уже в советское время её очарование питало роман И.А.Новикова, пьесу К.Г.Паустовского, исследования Т.Г.Цявловской и поэзию А.А.Вознесенского. А сам Пушкин? В «Евгении Онегине» он говорил:
Прошла любовь, явилась муза,
И прояснился тёмный ум.
Любовь к Воронцовой отразилась во многочисленных портретах графини в рукописях Пушкина (только автопортретов он нарисовал больше) и, конечно, в стихах.
Когда, любовию и негой упоенный,
Безмолвно пред тобой коленопреклоненный,
Я на тебя глядел и думал: ты моя, –
Ты знаешь, милая, желал ли славы я.
Находясь в ссылке, в разлуке с любимой, Пушкин
. новым для меня желанием томим:
Желаю славы я, чтоб именем моим
Твой слух был поражен всечасно, чтоб ты мною
Окружена была, чтоб громкою молвою
Всё, всё вокруг тебя звучало обо мне.
Чтобы она не забыла о своей любви к нему
(«Желание славы», 1825).
В нескольких стихотворениях говорится о «талисмане» – сердоликовом перстне, подаренном Пушкину Воронцовой, Таким же перстнем запечатывала и она свои письма к нему.
СОЖЖЁННОЕ ПИСЬМО
Прощай, письмо любви! прощай: она велела.
Как долго медлил я! как долго не хотела
Рука предать огню все радости мои.
Но полно, час настал. Гори, письмо любви.
Готов я; ничему душа моя не внемлет.
Уж пламя жадное листы твои приемлет.
Минуту. Вспыхнули! пылают – лёгкий дым,
Виясь, теряется с молением моим.
Уж перстня верного утратя впечатленье,
Растопленный сургуч кипит. О провиденье!
Свершилось! Тёмные свернулися листы;
На лёгком пепле их заветные черты
Белеют. Грудь моя стеснилась. Пепел милый,
Отрада бедная в судьбе моей унылой,
Останься век со мной на горестной груди.
Я не могла вырвать из контекста ни одной цитаты, потому что это живое, сиюминутное переживание единого процесса. Для лирического героя стихотворения вся вселенная, кажется, заключена в этом письме («ничему душа моя не внемлет»). Мне так жаль Пушкина, будто он сейчас, на моих глазах, жжёт это несчастное письмо.
«Прозерпина» – о любви смертного и богини подземного царства. «Всё в жертву памяти твоей», «Храни меня, мой талисман», «Талисман», множество других стихотворений посвящены Воронцовой. В 1830 г. в Болдине он вспоминает возлюбленную и прощается с ней:
Прими же, дальняя подруга,
Прощанье сердца моего,
Как овдовевшая супруга,
Как друг, обнявший молча друга
Пред заточением его.
( «Прощание»)
***
Стихотворение «Для берегов отчизны дальней», написанное также Болдинской осенью, посвящено памяти другой одесской возлюбленной Пушкина, АМАЛИИ РИЗНИЧ.
Твоя краса, твои страданья
Исчезли в урне гробовой -
А с ними поцелуй свиданья.
Но жду его; он за тобой.
В стихах одесского периода, обращенных к Ризнич, больше ревности, чем любви. Есть мнение, что к ней обращено самое музыкальное, самое поэтическое стихотворение – «Ночь» (1823):
Мой голос для тебя и ласковый и томный
Тревожит позднее молчанье ночи тёмной.
Чарующая мелодия стиха завораживает и не даёт сразу сообразить, что
Во тьме твои глаза блистают предо мною,
Мне улыбаются, и звуки слышу я:
Мой друг, мой нежный друг. люблю. твоя. твоя.
– только в воображении поэта, на деле же
Близ ложа моего печальная свеча
Горит; мои стихи, сливаясь и журча,
Текут, ручьи любви, текут, полны тобою.
О смерти А.Ризнич (так уж получилось) Пушкин узнал в Михайловском, будучи под впечатлением от известия о казни декабристов, и терзался оттого, что
Из равнодушных уст я слышал смерти весть
И равнодушно ей внимал я.
(«Под небом голубым страны своей родной», 1826)
***
Жизнь поэта в Михайловской ссылке (1824–26) протекала рядом с «цветником» тригорских соседок, ОСИПОВЫХ–ВУЛЬФ.
Маменька, ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА ОСИПОВА (1781–1859), была начитанной, дала детям прекрасное образование; в её доме был рояль; обширной библиотекой нередко пользовался Пушкин. Сам за себя говорит тот факт, с кем она была знакома, – с поэтами А.А.Дельвигом, Н.М.Языковым, В.А.Жуковским и, конечно, с Пушкиным).
П.А.Осипова потеряла двух мужей, а на руках было многочисленное потомство, будущее которого надо было обеспечить. Поэтому, подобно Лариной (которую Пушкин назвал тоже Прасковьей, как бы подмигивая, не для рифмы – Pachette – в седьмой главе),
Она езжала по работам,
Солила на зиму грибы,
Вела расходы, брила лбы.
К Пушкину она относилась по-матерински. Он посвятил ей «Подражания Корану», «Цветы последние милей», «Быть может, уж недолго мне в изгнанье мирном оставаться…» А сколько проникновенных строк о тригорских впечатлениях рассыпано в лирике Пушкина и в «Евгении Онегине»!
Среднюю дочь Осиповой – ЕВПРАКСИЮ НИКОЛАЕВНУ ВУЛЬФ (1809–1883) он внёс в основную часть «Донжуанского списка». Хотя в свете имеющихся фактов, чувство, внушённое ею Пушкину, было скорее дружеским, братским, чем любовным. Евпраксия Николаевна, как и все обитательницы Тригорского, считала себя прототипом Татьяны. Издание V главы «Онегина» Пушкин подарил ей с надписью «Твоя от твоих» (в пятой главе речь идёт о зиме, святках, деревне, именинах Татьяны). Именины Евпраксии – 12 января старого стиля – в один день с Татьяной. Поздравление Евпраксии (по-домашнему – Зизи) Пушкин поместил прямо в текст пятой главы:
Между жарким и бланманже
Цимлянское несут уже,
За ним строй рюмок, узких, длинных,
Подобно талии твоей,
Зизи, кристалл души моей,
Предмет стихов моих невинных,
Любви приманчивый фиал,
Ты, от кого я пьян бывал!
Она принимала участие в пирах Пушкина, Языкова, Алексея Вульфа, мастерски варила жжёнку, рвала мадригалы, поднесённые ей, мерилась с Пушкиным талиями. Ей в альбом («наверно, вы не раз видали уездной барышни альбом?») написал Пушкин:
Если жизнь тебя обманет,
Не печалься, не сердись;
В день уныния смирись,
День веселья, верь, настанет!
Сердце в будущем живёт,
Настоящее уныло.
Всё мгновенно, всё пройдёт,
Что пройдёт, то будет мило.
Е.Н.Вульф (по мужу – Вревская) была одной из немногих посвящённых в преддуэльную историю.
Её сводной сестре, АЛЕКСАНДРЕ ИВАНОВНЕ ОСИПОВОЙ (1808–1864), падчерице Прасковьи Александровны, Пушкин посвятил шутливое «Признание» (1825): «Я вас люблю, хоть я бешусь. » Как трогателен милый образ уездной барышни:
Когда за пяльцами прилежно
Сидите вы, склонясь небрежно,
Глаза и кудри опустя, –
Я в умиленье, молча, нежно
Любуюсь вами, как дитя.
Крылатыми стали заключительные строки, выражающие, наверное, общечеловеческую черту характера, чем и пользуется реклама:
Ах, обмануть меня нетрудно –
Я сам обманываться рад!
АННА НИКОЛАЕВНА ВУЛЬФ (1799–1857), старшая дочь Осиповой, – ещё одна кандидатка в прототипы Татьяны. Увидев Пушкина, не похожего, естественно, на опочецких помещиков, безответно и преданно влюбилась в него, как Татьяна в Онегина. И Пушкин, подобно Онегину, «очень мило поступил» с барышней. В «Донжуанский список» он её внёс, стихов он ей не посвящал, кроме всяких глупостей, которых к тому же, небось, и не показывал.
Зато выбрал Анну Николаевну поверенной своей любви к её кузине АННЕ ПЕТРОВНЕ КЕРН (1800–1879).
Эти строчки знают все:
Я помню чудное мгновенье:
Передо мной явилась ты,
Как мимолётное виденье,
Как гений чистой красоты (1825).
В этом стихотворении вся жизнь Пушкина: встреча у Олениных в Петербурге, светская суета, ссылка «в глушь», пробуждение души. «Мимолётное виденье» – это то, чего не хватало пробуждённой душе, чтобы воскресить
И божество, и вдохновенье,
И жизнь, и слезы, и любовь.
Анна Петровна Керн была умной женщиной и бережно хранила свидетельства пушкинской эпохи, поэтому её облик встаёт, как живой, из её воспоминаний о Пушкине, Дельвиге, Глинке, из писем к ней Пушкина и Анны Вульф.
***
Третья Анна – кузина А.П.Керн со стороны отца – АННА АЛЕКСЕЕВНА ОЛЕНИНА (1809–1888), дочь директора Публичной библиотеки в Петербурге. «Олениной черты» Пушкин запечатлел не в одном стихотворении. Собирался жениться и примеривал, как будет выглядеть подпись «Annette Pouchkine».
Пустое вы сердечным ты
Она, обмолвясь, заменила
И все счастливые мечты
В душе влюблённой возбудила.
Пред ней задумчиво стою,
Свести очей с неё нет силы;
И говорю ей: как вы милы!
И мыслю: как тебя люблю!
(«Ты и вы», 1828)
Но её отец был в курсе политической неблагонадёжности предполагаемого жениха, и ничего не вышло.
Бурной жизнью утомлённый,
Равнодушно бури жду:
Может быть, ещё спасённый,
Снова пристань я найду.
Но, предчувствуя разлуку,
Неизбежный, грозный час,
Сжать твою, мой ангел, руку
Я спешу в последний раз.
Ангел кроткий, безмятежный,
Тихо молви мне: прости.
Опечалься: взор свой нежный
Подыми иль опусти.
(«Предчувствие», 1828)
Ко времени романа с Олениной относится стихотворение «Не пой, красавица, при мне». Говорят, что он посвящён пению Анны Олениной. А «призрак милый, роковой», «черты далёкой бедной девы» – будто бы Волконская.
Стихотворение «Город пышный, город бедный…» – тоже посвящено Олениной, в столице ходит её «маленькая ножка, вьётся локон золотой».
***
Пушкин метался между Петербургом, где жила Оленина, Москвой и вульфовскими поместьями Верхневолжья. В Старице Тверской губернии на пути Пушкина встретилась ещё одна кузина сестёр Вульф и А.П.Керн – ЕКАТЕРИНА ВАСИЛЬЕВНА ВЕЛЬЯШЕВА (1813–1865). Её «хитрый взор» можно узнать на портрете в рукописи Пушкина.
Подъезжая под Ижоры,
Я взглянул на небеса
И воспомнил ваши взоры,
Ваши синие глаза.
Стихотворение рисует «милые черты» Катеньки Вельяшевой («лёгкий стан, движений стройность» и т.д.). Оно наполнено шутливыми намёками на веселье молодёжи в тверских «мирных краях» («хоть Вампиром именован я в губернии Тверской», «через год опять заеду и влюблюсь. до ноября!»).
***
В Москве 1826-30 гг. Пушкин был как дома в семье УШАКОВЫХ, где подрастали две дочери: ЕКАТЕРИНА НИКОЛАЕВНА (1809–1872) и Елизавета Николаевна (1810–1872). Старшая была влюблена в Пушкина. Как-то в письме он спрашивал друга: «Что делает моя Гончарова? А что – Ушакова – моя же?» Страницы сохранившихся альбомов Ушаковых воскрешают атмосферу веселых розыгрышей, шуток, увлечения поэзией, дружеского участия в делах друг друга. Екатерина, выйдя замуж уже после гибели Пушкина, уничтожила свои альбомы по просьбе мужа. В альбоме Елизаветы рисунки Пушкина и его стихи, в которых вперемешку дружба, любовь, шутка, нешуточная тревога о будущем:
Вы ж вздохнёте ль обо мне,
Если буду я повешен?
(1827)
– год написания «Ариона» и многочисленных виселиц в рукописях Пушкина.
В ушаковский альбом и занёс Пушкин свой «Донжуанский список» – имена женщин, которых он любил или которые любили его. Многие имена носят условный характер и ещё не расшифрованы специалистами. 34 женских имени записаны в 2 столбика: справа крупнее – «основной», слева мельче «2-я часть», менее серьёзные увлечения. При всей шутливости этой «салонной» записи она даёт очень много информации о сердечной жизни Пушкина.
А кто, например, адресат известнейшего стихотворения «Я вас любил; любовь ещё, быть может…»? Насколько важно знать конкретную фамилию, если вот уже 170 лет эти строчки пленяют нас искренностью, нежностью, великодушием? Всякий ли выдержит испытание безответной любовью с благородством лирического героя стихотворения? Десятки поэтических и прозаических произведений мировой литературы отвечают на этот вопрос. По бережному отношению к любимой, которое сквозит в стихах, я более склонна отнести их к Гончаровой. Да к кому угодно, только не к КАРОЛИНЕ СОБАНЬСКОЙ (1794–1885)!
Любовное увлечение Пушкина ею носило длительный характер (с 1821 г. по 1830-й по крайней мере), и в нём было что-то от демонического наваждения. Сама она шпионила за Мицкевичем, за Пушкиным, но он, конечно, не догадывался. Стихотворение, посвященное Собаньской, – «Что в имени тебе моём?»
Пушкин подобрал такие безнадёжные по смыслу и так глухо звучащие слова, что мне слышится, будто кто-то в отчаянии стучится головой о безмолвный мрамор гробницы.
Что в имени тебе моём?
Оно умрёт, как шум печальный
Волны, плеснувшей в берег дальный,
Как звук ночной в лесу глухом.
Жительница Пушкинских Гор, экскурсовод Алла Зиновьева отметила, что в этом четверостишии повторяются звуки фамилии ПУШКИН.
***
1830-й – поворотный год как в житейской, так и в творческой биографии Пушкина. Весь этот год свадьба с НАТАЛЬЕЙ НИКОЛАЕВНОЙ ГОНЧАРОВОЙ (1812-1863) «бежала» от него, несмотря на долгожданную помолвку. Три месяца 1830 г. Болдинская осень – момент наивысшего творческого подъёма, невероятно плодотворной работы. Главное: Болдинской осенью был подведён итог всех достижений романтизма, закончен «Евгений Онегин». Семилетний труд над романом перекинул мостик от 23-летнего романтика к зрелому Пушкину, родоначальнику реалистической русской литературы, в которой несравненно меньшую роль играет образ прекрасной незнакомки.
Новые семейные обязанности, новые творческие принципы – вот возможные причины того, что Пушкин мало стихов посвятил Наталье Николаевне. «Поедем, я готов; куда бы вы, друзья…» (1829) – от неопределенного ответа мадам Гончаровой (маменьки) Пушкин был готов бежать хоть в Китай, но ему и за Арзрум попало от III отделения. «На холмах Грузии лежит ночная мгла» (1829), «Мадонна» (1830). Обращаясь к князю Н.Б.Юсупову в стихотворении «К вельможе», Пушкин упоминает как достопримечательность Москвы «прелесть Гончаровой» (1830).
Её облик – в стихотворении «Когда в объятия мои. » (1830)
Безмолвна, от стесненных рук
Освобождая стан свой гибкий,
Ты отвечаешь, милый друг,
Мне недоверчивой улыбкой.
Имя «Наталья» заключает «Донжуанский список». Его автор клянёт
речей любовный шёпот,
Стихов таинственный напев,
И ласки легковерных дев,
И слезы их, и поздний ропот.
После свадьбы Пушкин пишет «Нет, я не дорожу мятежным наслажденьем» (1831), сравнивая любовь «вакханки» и «смиренницы». Несмотря на всю целомудренность описания физиологического акта, я, как женщина, против сравнений, тем более публичных.
«Пора, мой друг, пора: покоя сердце просит. » (1834) – начало стихотворения, программа которого известна по записи Пушкина в рукописи. Строчка: «На свете счастья нет, но есть покой и воля» – удивительно перекликается с письмом Онегина, который не согласен со своим автором:
«Я думал, вольность и покой
Замена счастью. Боже мой!
Как я ошибся, как наказан!»
Но в том-то и дело, что Онегин – не Пушкин. Онегин идет по жизни «чужой для всех, ничем не связан», а Пушкин хорошо понимал свою ответственность в семейной жизни не только за себя, но и за жену и детей. «Чем отличается жизнь холостого от жизни женатого? – спрашивал он в письме, отвечая сам: до этого он – я, а после свадьбы он будет – мы». Как хорошо, что сохранились письма Пушкина к жене: «Ангел мой жёнка!» «Люблю тебя так, что и выразить не умею».
Но это не все адресаты любовной лирики Пушкина. После Лицея он писал стихи Е.И.Голицыной, кн. М.А.Голицыной (внучке А.В.Суворова). На юге он опоэтизировал юность десятилетней Адели Давыдовой, племянницы Дениса Давыдова:
Играй, Адель,
Не знай печали,
Хариты, Лель
Тебя венчали
И колыбель
Твою качали.
Твоя весна
Тиха, ясна.
Невозможно остановиться, поддаваясь обаянию поэтических образов. Жаль, что «миг наслажденья» в жизни этой девочки был кратким – дальнейшая её судьба печальна.
***
В Кишинёве он обращался с посланиями к Калипсо Полихрони, любовнице Байрона: «Ты рождена воспламенять воображение поэтов»; к Пульхерице Варфоломей (1821). В Тригорском шутливо волочился за А.И.Вульф, еще одной Анной, ещё одной кузиной соседей: «За Netty сердцем я летаю. ». В Петербурге пережил мимолётную страсть, и даже хотел жениться на С.Ф.Пушкиной (дальней родственнице): «Нет, не черкешенка она. » Аграфену Закревскую, возлюбленную поэта Е.А.Баратынского, назвал «беззаконной кометой в кругу расчисленных светил». Она послужила прототипом Нины Воронской из поэмы Баратынского «Бал» и изображена Пушкиным в «Онегине» под тем же именем. «Но та, которую не смею тревожить лирою моею», говорит он там же, – это А.А.Римская-Корсакова. Я пропустила Н.В.Кочубей, Елену и Екатерину Раевских, Е.М.Завадовскую («Всё в ней гармония, всё диво»), Н.Л.Соллогуб («Нет, нет, не должен я, не смею, не могу волнениям любви безумно предаваться», 1832 г.).
Среди самых преданных друзей Пушкина были женщины старше его: Екатерина Андреевна Карамзина, Вера Федоровна Вяземская, Елизавета Михайловна Хитрово. Хотя их имена и значатся в альбоме Ушаковых, любовной лирики, обращенной к ним, у Пушкина нет и быть не могло. Он дружил с Александрой Осиповной Смирновой-Россет (1809-1882) и посвящал ей дружеские послания. «Черноокая Россети» пленяла не только красотой, но и необыкновенным умом П.А.Вяземского, В.А.Жуковского, Карамзиных, Н.В.Гоголя, М.Ю.Лермонтова. Вскоре после свадьбы Н.Н.Пушкина обижалась на мужа, что ему интереснее разговаривать со Смирновой, чем с ней.
Итак, много прекрасных дам было рядом с Пушкиным. Разные отношения связывали их с поэтом. Но для нас главное не интимные подробности, а стихи, которые пробуждают в нас добрые чувства, потому что в них запечатлена доверчивая, искренняя, пламенная, добрая, бескорыстная душа поэта.
Прислушайтесь к словам В.Г.Белинского: «Есть всегда что-то особенно благородное, грациозное, благоуханное, кроткое, нежное во всяком чувстве Пушкина. Читая его творения, можно превосходным образом воспитать в себе человека».
© Copyright: Наталья Ромодина. 2014
Свидетельство о публикации №214052800665