Сижу за решеткой в темнице сырой.
Вскормленный в неволе орел молодой,
Мой грустный товарищ, махая крылом.
Кровавую пищу клюет под окном,
Клюет, и бросает, и смотрит в окно,
Как будто со мною задумал одно;
Зовет меня взглядом и криком своим
И вымолвить хочет: "Давай улетим!
Мы вольные птицы; пора, брат, пора!
Туда, где за тучей белеет гора,
Туда, где синеют морские края,
Туда, где гуляем лишь ветер. да я.
1822
Отворите мне темницу,
Дайте мне сиянье дня,
Черноглазую девицу,
Черногривого коня!
Я красавицу младую
Прежде сладко поцелую,
На коня потом вскочу,
В степь, как ветер, улечу.
Но окно тюрьмы высоко,
Дверь тяжелая с замком;
Черноокая далеко,
В пышном тереме своем,
Добрый конь в зеленом поле
Без узды, один, по воле
Скачет, весел и игрив,
Хвост по ветру распустив.
Одинок я - нет отрады:
Стены голые кругом,
Тускло светит луч лампады
Умирающим огнем;
Только слышно: за дверями
Звучно-мерными шагами
Ходит в тишине ночной
Безответный часовой.
1837
1837 год стал для русской поэзии порубежным: погиб А.С.Пушкин и впервые о себе как о поэте общенационального масштаба заявил М.Ю.Лермонтов. Встречи двух поэтов не произошло. М.Ю.Лермонтов, который к тому времени написал свыше трехсот стихотворений, ни одного по своей воле не напечатал. Он планировал отдать стихотворение "Бородино" в пушкинский журнал "Современник" и этой публикацией начать свой путь в русскую поэзию. Однако при жизни Пушкина этому не суждено было случиться. Обнародование другого стихотворения явилось символическим актом рождения нового поэта. Этим стихотворением стало посвященное памяти великого предшественника "Смерть поэта". Списки этого стихотворения, сделанные Лермонтовым и его другом С.А.Раевским, разошлись по всему Петербургу. О новом поэте заговорили в каждом доме, в каждом салоне. Когда же в списках появились заключительные 16 строк, прямо обвинявших в случившемся царя и его ближай-шее окружение, власть перешла к активным действиям. М.Ю.Лермонтов был арестован и отдан под суд. Пока шло следствие, поэт, ставший в одночасье и известным и опальным, велел посещавшему его камердинеру "завертывать хлеб в серую бумагу, на этих клочках с помощью вина, печной сажи и спички написал несколько пьес": "Когда волнуется желтеющая нива. ", "Молитва" ("Я, Матерь Божия, ныне с молитвою. "), "Сосед" и, наконец, "Уз-ник", использовав в последнем начало своего юношеского стихотворения "Желанье".
Сам факт, что, находясь под впечатлением смерти А.С.Пушкина и оказавшись под арестом за стихотворение этому событию посвященное, Лермонтов обращается к пушкинской теме, говорит о невольном сопоставлении своей музы и судьбы с судьбой и музой своего кумира.
По иронии судьбы А.С.Пушкин написал своего "Узника" в период Южной ссылки, в Кишиневе, когда ему шел 23 год, и М.Ю.Лермонтов - своего в том же самом возрасте. Однако, чем очевидней сходство, тем ярче и контраст. Пушкин и Лермонтов совершенно по-разному раскрывают одну и ту же тему. Между ними пропасть, разделившая после восстания на Сенатской площади два поколения, декабристское, к которому исторически и психологически принадлежал А.С.Пушкин, и постдекабристское, образ которого в поэзии создал М.Ю.Лермонтов. Современник М.Ю.Лермонтова А.И.Герцен так охарактеризовал этот перелом: "Казнь на Кронверкской куртине 13 июля 1826 года не могла разом остановить или изменить поток тогдашний идей, и действительно, в первую половину николаевского тридцатилетия продолжалась, исчезая и входя внутрь, традиция александровского времени и декабристов. Дети, захваченные в школах, осмеливались держать прямо голову - они не знали еще, что они арестанты воспитания. Так они и вышли из школ. Это уже не те светлые, самонадеянные, восторженные и раскрытые всему юноши, какими нам являются при выходе из лицея Пушкин и Пущин. Испуганные и унылые, они чаяли выйти из ложного и несчастного положения. Между тем каждое событие, каждый год подтверждали им страшную истину, что не только правительство против них, с виселицей и шпионами, с обручем, которым палач сжимал голову Пестелю, и с Николаем, надевшим этот обруч на всю Россию, но и что и народ не с ними. Рядом с этим подавляющим сознанием, с другой стороны, развивалось большее и большее сомнение, сомнение в самых основных, незыблемых основаниях западного воззрения. Почва пропадала под ногами. " [цит. по кн. Лотман 2000: 143 - 144].
Сопоставляя "Узников" Пушкина и Лермонтова, можно увидеть, как за каких-то 15 лет изменились мировосприятие и миросозерцание человека. В каждом из стихотворений мы можем обнаружить не только и не столько черты внутреннего мира и психологию авторов, но и своеобразный поэтический портрет эпохи.
Стало едва ли не банальным утверждение "поэт - летописец эпохи". Но разве он фиксирует факты исторической жизни государства и общества с пристрастием историографа? Разве его цель - "остановить время", запечатлев его в своих строках с фотографической точностью? Поэт творит из себя и, может быть, для себя. "Цель поэзии - сама поэзия", - утверждал А.С.Пушкин. И все же в поэтических строках мы угадываем дыхание времени. Оно растворено в лексико-грамматических особенностях слога, свойствах стиля, выборе ключевых образов и мотивов. "История народа принадлежит поэту" (А.С.Пушкин), может быть, оттого, что, как чуткий сейсмограф улавливает мельчайшие колебания земной коры, так и поэт ощущает едва заметные изменения в атмосфере эпохи, и почувствовать время мы можем, внимательно вчитываясь в поэтические строки.
Два "Узника" двух великих поэтов дают нам возможность с исключительной наглядностью и рельефностью обнаружить "сдвиги во времени" в первой половине XIX века. В школьной практике и, в особенности, при изучении историко-литературного курса пропустить такой материал было бы слишком расточительно.
Кишиневский период в жизни А.С.Пушкина отмечен веселым балагурством, эпатажными выходками, демонстративным утверждением собственной индивидуальности и независимости, самым большим на единицу времени числом дуэлей как намечавшихся, так и произошедших. Однако, несмотря на отеческую заботу о нем его начальника, молдавского наместника генерала Инзова, поэт не мог не ощущать на себе недремлющего государева ока. Он рвался к свободе. "Независимость - слово неважное, да сама вещь хороша", - утверждал он, а его хотели сделать послушным и управляемым. В такой атмосфере и родился "Узник". Может быть, он появился на свет, когда Инзов, желая оградить своего любимца от разных неприятностей, в очередной раз посадил его под домашний арест. "Иногда же, когда дитя его раскапризничается, то более для предупреждения неприятных последствий, чем для наказания, сажал он его под арест, то есть несколько дней не выпускал его из комнаты", - вспоминал кишиневский приятель А.С.Пушкина Ф.Ф.Вигель [Пушкин: 224]. Если принять эту версию, то поневоле может возникнуть вопрос: "Почему Пушкин, имевший возможность общаться с друзьями и наслаждаться чтением любимых книг, писал: "Сижу за решеткой в темнице сырой"?
В условиях урока этот вопрос может быть заключительным. Отвечая на него, ученики чаще всего приходят к выводу, что для поэта любое ограничение свободы невыносимо. Начать же следует, на наш взгляд, с составления "партитуры чувств" стихотворения, то есть надо проследить смену состояний и настроений лирического героя стихотворения. При этом на доску выносится весь лексический ряд, предлагаемый учениками. В нашем варианте урока он выглядел примерно так:
I строфа: грусть, надрыв, безысходность, тоска, опустошенность и т. д.;
II строфа: мечтанье, смятенье, надежда, раздумье и т. д.;
III строфа: порыв, радость жизни, счастье, свобода и т. д..
Далее из всех предложений необходимо к каждой строфе выбрать то, что наиболее точно отражает авторский замысел Пушкина, аргументировав свой выбор. Таким образом происходит переход от интуитивного восприятия текста к читательской рефлексии. Анализ при этом становится способом оправдания читательской реакции. Итог будет приблизительно таким:
I строфа: безысходность;
II строфа: надежда;
III строфа: радость жизни.
В результате резко обозначится развитие лирического сюжета, так как лирический сюжет есть прежде всего движение авторской эмоции.
В I строфе внимание сосредотачивается на первом стихе, где фиксируется исходная ситуация, обозначенная названием стихотворения. Узник лишен свободы движения ("сижу"), ограничен в пространстве ("за решеткой"), лишен света ("в темнице" - проявляется корневая семантика) и, кроме того, находится в условиях, не пригодных для жизни ("в темнице сырой"). Исходная ситуация уже сама по себе рождает ощущение безысходности. Однако Пушкин усиливает это ощущение, подчеркнув удручающую противоестественность происходящего, трагедию несвободы. Символической доминантой строфы оказывается образ орла, который, будучи царственной птицей, ассоциируется с идеей власти и свободы, но именно их он и лишен от рожденья ("вскормленный в неволе"). Положение орла столь же противоприродно, сколь неестественно и противоприродно человеку состояние узника. Картина мира в первой строфе рисуется как искажение реальной нормы жизни. Лирический герой и персонаж стихотворения орел - "товарищи по несчастью", "их крылья, - как выразился на уроке один ученик, - обрезаны".
Начало II строфы подхватывает эту трагическую ноту, причем, в самом буквальном смысле. Подхват (так в стиховедении называют повтор конца предыдущего стиха в начале следующего) глагола "клюет" в 5 стихе, ритмическая монотонность и полная синтаксическая симметрия действий ("клюет, и бросает, и смотрит") рождает эффект непрерывности и, главное, неизменности и неизменяемости происходящего. Но этот эффект раз и навсегда установившегося порядка нарушен, как нарушено и разорвано невербальным диалогом с орлом ("как будто со мною задумал одно") одиночество узника. Удручающее однообразие как зримое воплощение "согласия" лирического героя с жестокостью судьбы - лишь внешний план события; во внутреннем ("задумал") рождается "одна, но пламенная страсть" (М.Ю.Лермонтов "Мцыри") - жажда свободы и полета, зреет протест против судьбы.
Показательно, что пространство I строфы ограничено стенами темницы, а окно не раскрывает горизонтов - увиденный через него орел-невольник лишь усиливает ощущение родства пространства темницы и пространства окружающего мира. Но во II строфе эта однородность враждебного жаждущим свободы орлу и узнику пространства оказывается не константой бытия, а лишь одной из его форм, так как за пределами этого мира есть другой, куда зовет узника орел ("Давай улетим!").
В III строфе пространство размыкается до беспредельности, причем как вдаль, по горизонтали: "морские края" скорей обозначают отсутствие края как границы, чем его присутствие, так и ввысь, по вертикали: "за тучей белеет гора", следовательно, есть пока скрытая, незримая или, во всяком случае, недосягаемая для взора вершина. Однако важнейшей характеристикой этого пространства является то, что оно не реальное, а мыслимое, желаемое. Это пространство не внешнего мира, а внутреннего, пространство души, оно-то и обнаруживает свою безграничность. Считать же на этом основании это пространство мнимым, иллюзорным не приходится, это не согласовалось бы со строфическим делением стихотворения, которое усложняет его синтаксическую структуру. Граница II и III строфы пролегает в стихотворении таким образом, что, с одной стороны, мы можем прочесть финал стихотворения как призыв, сохраняющий все признаки модальности, так как II и III строфа синтаксически неразрывны и являются одним предложением с прямой речью, а с другой - как констатацию свершившегося факта, глагол "гуляем" фиксирует момент настоящего, а не будущего. Это ощущение осуществленного порыва возникает потому, что строфа как своеобразный абзац поэтической речи в структуре стихотворения характеризуется интонационной и семантической законченностью, она обладает высокой степенью автономности, позволяющей рассматривать ее как самостоятельную смысловую единицу стихотворения, вне зависимости от его синтаксического членения.
Мы видим, что в стихотворении сосуществуют два плана бытия, внешний и внутренний, физический и духовный. Физически лирический герой Пушкина закрепощен - духовно абсолютно свободен. Стихотворение и описывает процесс духовного освобождения человека, торжество духа над внешними обстоятельствами. Желание лирического героя оказывается осуществленным, и духовное его осуществление не менее реально, нежели физическое.
Мотив обретения свободы утверждается, кроме того, основным глагольным рядом стихотворения (I строфа - "сижу", II строфа - "давай улетим", III строфа - "гуляем"), который М.Л.Гаспаров называет "атомарной единицей динамического содержания произведения" [Гаспаров: 212]. Доминантный глагол I строфы подчеркивает статичность и неизменность ситуации, при этом характеристики орла "работают" на этот же самый эффект, а единственный намек возможность изменения заключен в деепричастии "махая", но и это движение в контексте строфы оказывается ложным, мнимым, так как не несет в себе возможности реального действия. Во II строфе логическое ударение падает на повелительную формулу "давай улетим", как будто ненужные за невозможностью полета крылья обретают силу, в III строфе ключевым оказывается глагол "гуляем", передающий состояние вольного полета, парения. Таким образом, призыв оказывается реализован.
Любопытно почти алогичное соотнесение ключевых глаголов первого и последнего стихов: "сижу" - "гуляем". Однажды на уроке, отвечая на вопрос учителя: "Как можно объяснить совмещение в одном времени двух взаимоисключающих состояний: "сижу" и "гуля-ем"?" - ученик, не задумываясь, сказал: "Чего тут непонятного. Пусть он и в темнице, но душа-то его гуляет".
Общая идея стихотворения реализуется и в цветовой гамме. Монохромная, кроваво-черная, в I строфе, в III она включает в себя все цвета радуги. В этой строфе маркируют цвет только два глагола "белеют" и "синеют", но эффект многоцветья и солнечного сияния создается невербально, он имплицитно присутствует в поэтическом пейзаже.
Обращает на себя внимание факт синонимической замены: в I строфе узник называет орла товарищем, а в III тот его - братом. Таким образом обозначается замена идеи общности обстоятельств, в которых оказались лирический герой и орел, - они узники, - и общности идеалов - оба мечтают о свободе, на идею кровного родства. На этом основании можно сделать вывод: свобода есть первородное свойство того и другого, они "вольные птицы", один в буквальном, а другой - в переносном смысле.
Интонационный рисунок заключительной строфы также способствует реализации ощущения вольного полета: анафора "туда" создает "подъем" интонации, после чего следует ее понижение. Ассоциативно интонационная структура каждого стиха III строфы рождает у учащихся ощущение взмаха крыла, а вся строфа - полета.
Итак, проследив, как меняется настроение и состояния лирического героя, как меняется в стихотворении образ пространства и цветовая гамма, разобрав его мотивную структуру, мы видим, как осуществляется в стихотворении идея "тайной свободы", свободы души.
Эта идея является константой миросозерцания поэта на протяжении всего его творчества. Через 12 лет после "Узника" в стихотворении "Пора, мой друг, пора! покоя сердце просит. " А.С.Пушкин почти дословно процитирует призыв орла из кишиневского стихотворения ("Пора, брат, пора!"). "Труды и чистые неги", о которых будет мечтать поэт в стихотворении 34 года, - это эквивалент свободы души, воплотившейся в поэтическом творчестве. Этой же идее свободы вне социальных рамок, свободы творчества будет посвящено и стихотворение "Поэту" (1830), и стихотворение "Из Пиндемонти" (1836). Отголоски "Узника" даже на уровне переклички образов слышны в стихотворении итальянца-импровизатора "Зачем крутится ветр в овраге" из повести "Египетские ночи" (1835), также утверждающем независимость поэта-творца от чьей бы то ни было воли.
М.Ю.Лермонтов позаимствовал у А.С.Пушкина тему стихотворения, но раскрыл ее совершенно по-другому, более того, мысль его развивалась не вслед за Пушкиным, как будет потом в "Пророке", являющемся своеобразным продолжением пушкинского сюжета, а наоборот, своим "Узником" он опровергает предшественника и кумира.
Стихотворение Пушкина - антитеза названию, а стихотворение Лермонтова - подтверждение его абсолютной правоты. Если мы используем для сравнения те же параметры, что мы применили к анализу пушкинского текста (смена настроений и состояний лирического героя, образ пространства, цветовая гамма), это станет очевидным.
I строфа лермонтовского "Узника" поражает бодростью и дерзостью желаний ("отворите темницу", "дайте сиянье дня"). Воля кажется столь близкой, что лирический герой уверен в своем будущем ("Я красавицу младую / Прежде сладко поцелую, / На коня потом вскачу, / В степь, как ветер, улечу"). Но уже во II строфе обнаруживается, что воля - удел "черноокой" и "доброго коня", а лирический герой обречен быть узником. III строфа оказывается лишь непреложной констатацией этого факта. Постепенно уныние и ощущение безысходности овладевает лирическим героем Лермонтова, его одиночество и отторгнутость от мира подчеркнуты "звучно-мерной" поступью "безответного" часового.
При составлении "партитуры чувств" этого стихотворения учащиеся без труда определяют ее как "обратную" по отношению к "партитуре чувств" пушкинского стихотворения:
I строфа: радость жизни;
II строфа: утрата надежды;
III строфа: безысходность.
Пространство жизни в лермонтовском стихотворении от возникающей в воображении лирического героя и присутствующей в его желаниях бесконечности ("степь") превращается в замкнутый круг ("стены голые кругом"). Если у Пушкина пространство разворачивается от математической точки до бесконечности, то у Лермонтова чаемая бесконечность сжимается до математической точки.
Имплицитно свойственное пейзажу первой строфы лермонтовского стихотворения богатство красок сменяется в III "умирающим огнем" тусклой лампады. Мир погружается во мрак, а в душе лирического героя воцаряется безнадежность.
Композиционное решение лермонтовского "Узника" прямо противоположно пушкинскому.
Лирический герой Лермонтова в той же степени, что и лирический герой Пушкина обуреваем жаждой свободы, но, в отличие от него, он не верит в осуществимость своих желаний, а "тайная свобода" ему неведома. Его свобода - это воля в исконном этническом понимании этого слова, воля как безграничность возможностей ("как ветер, улечу"). Этой воли, которая всегда связана со свободой перемещения в пространстве и свободой действий, он лишен, а другой он не знает, и она ему не нужна. Показательно, что в одном из важнейших стихотворений позднего периода творчества М.Ю.Лермонтова "Как часто пестрою толпою окружен. ", попытка уйти в мир мечты и "лелеять" в душе ее "святые звуки" оборачивается обманом:
Когда ж, опомнившись, обман я узнаю,
И шум толпы людской спугнет мечту мою,
На праздник незваную гостью,
О, как мне хочется смутить веселость их
И дерзко бросить им в глаза железный стих,
Облитый горечью и злостью.
Романтический идеал Лермонтова предполагает его воплощение в действии, деянии, поэтическим самоощущением довольствоваться поэт не может.
Что же в стихотворении "Узник" оказывается непреодолимым препятствием на пути лирического героя Лермонтова к свободе - внешние обстоятельства ("дверь тяжелая с замком", "стены голые кругом") или смирение со своей судьбой и неверие узника в возможность ее изменить?
Стихотворение Лермонтова построено как лирический монолог, предполагающий адресата обращений ("отворите", "дайте") в I строфе и не предполагающий такового в заключительной III, когда монолог становится формой "внутренней речи" лирического героя, и только II строфа, в которой происходит перелом в настроениях, лишена ярко выраженной субъектной окраски. Повествование II строфы может восприниматься как одно из звеньев монолога лирического героя, своего рода риторический ответ на собственные же пожелания, а может рассматриваться как поток "чужой речи", противопоставляющей субъективным устремлениям лирического героя объективную реальность ("Но окно тюрьмы высоко, / Дверь тяжелая с замком"), не случайно в этой строфе мы не найдем местоимений 1 лица единственного числа.
Итак, мы не можем с абсолютной уверенностью говорить о том, что стоит на пути лирического героя Лермонтова к свободе. И все же, отсутствие в стихотворении ярко выраженных признаков диалогической речи (наличие двух субъектов речевой деятельности) при объективации в структуре речи 2-х точек зрения позволяет утверждать, что едва ли не главной причиной недостижимости свободы для лирического героя Лермонтова оказывается скепсис и релятивизм его собственного сознания, парализующие волю к действию. Второе "Я" лирического героя, актуализированное во II строфе, одерживает победу над энтузиастическими вспышками "Я" первого.
Пушкинская формула "И ведаю мне будут утешенья" ("Элегия") - полюс притяжения лирического героя Лермонтова, например, в стихотворениях "Когда волнуется желтеющая нива. ", "Есть речи - значенье. ", "Молитва" ("В минуту жизни трудную. "), удел которого чаще всего одиночество и безотрадность существования. Единственным же способом торжества над судьбой для него становится смерть, как, например, в стихотворениях "Благодарность" или "Пленный рыцарь", где рыцарь-узник ценою жизни обретает свободу:
Быстрое время - мой конь неизменный,
Шлема забрало - решетка бойницы,
Каменный панцирь - высокие стены,
Щит мой - чугунные двери темницы.
Мчись же быстрее, летучее время!
Душно под новой бронею мне стало!
Смерть, как приедем, подержит мне стремя;
Слезу и сдерну с лица я забрало. -
только смерть может принести ему освобождение от оков судьбы [см. Лотман: 241 - 242].
Сравнивая два стихотворения, мы можем увидеть различия мировоззрения и мировосприятия двух великих русских поэтов первой половины XIX века. Но за различием поэтических миров кроется различие двух поколений дворянской интеллигенции и, шире, различие двух исторических эпох.
Пушкинское поколение - это, выражаясь словами Ю.Тынянова, поколение людей "с прыгающей походкой" [Тынянов: 313], людей, отличительным свойством которых было "нетерпение души" (А.С.Пушкин "К Чаадаеву") и готовность к подвигу. "Умрем, братцы, ах, как славно мы умрем!" - воскликнул Александр Одоевский, покидая квартиру К.Ф.Рылеева в ночь перед восстанием на Сенатской площади. "Мы ходили в Париже к девчонкам, здесь пойдем на Медведя", - говаривал М.Лунин, имея в виду царя.
Портрет лермонтовского поколения мы находим в стихотворении "Дума". Отличительной чертой этого поколения, по мысли поэта, является неспособность к действию, к поступку ("Перед опасностью позорно малодушны / и перед властию презренные рабы"), так как воля его парализована "познаньем и сомненьем". Вариант такого сомнения в своих силах мы находим в стихотворении "Узник".
Пушкинское поколение, впитавшее в себя дух победы 1812 года, жило с ощущением безграничности человеческих возможностей, и никакие превратности судьбы не могли сломить его дух. Лермонтовское же - "богатое ошибками отцов едва из колыбели" - после 14 декабря 1825 года не верившее в результативность дерзостных порывов, утратило и веру в свои возможности, внутренняя свобода стала для него недостижимым идеалом. Показательно, что в стихотворении Лермонтова "Прощай, немытая Россия. " свобода для беглеца-изгнанника также призрачна (разве можно скрыться от "всевидящего глаза" и "всеслышащих ушей" царских "пашей"?), как и в "Узнике". Как подчеркивает Ю.М.Лотман: "Образ тюрьмы постоянно сопровождает романтического героя Лермонтова" [Лотман: 250]. Пушкин же без тени сомнения в собственном праве на свободу писал в стихотворении "Поэту":
Ты царь: живи один. Дорогою свободной
Иди, куда влечет тебя свободный ум,
Усовершенствуя плоды любимых дум,
Не требуя наград за подвиг благородный.
Они в самом тебе.
Для Пушкина, если свобода социальная - невоплотившийся и, может быть, невоплотимый идеал, то "свобода тайная", свобода творчества - естественная норма бытия поэта. Лермонтов же - "пленный рыцарь", "узник" в тисках времени и общества, бросивший вызов судьбе. Как писал знавший его Ф.Боденштедт: "Характер Лермонтова был самого крепкого закала, и, чем грознее падали на него удары судьбы, тем более становился он твердым. Он не мог противостоять преследовавшей его судьбе, но в то же время не хотел ей покориться. Он был слишком слаб, чтоб одолеть ее; но и слишком горд, чтобы позволить одолеть себя" [Русская литература: 137].
P.S. Перелом в умонастроении общества ярко выразился еще в одном стихотворении, наследующем пушкинский сюжет, это стихотворение Ф.И.Тютчева "С поляны коршун поднялся. ":
С поляны коршун поднялся,
Высоко в небо он взвился;
Все выше, дале вьется он -
И вот ушел за небосклон!
Природа-мать ему дала
Два мощных, два живых крыла -
А я здесь в поте и в пыли,
Я, царь земли, прирос к земли.
1835
Отвечая на вопросы: "Что роднит это стихотворение со стихотворением А.С.Пушкина, а что - со стихотворением М.Ю.Лермонтова? Какие строчки в этом стихотворении вы бы назвали пушкинскими по духу, а какие лермонтовскими?" - ученики без колебаний говорят о том, что Пушкин при любых обстоятельствах помнит: он - "царь земли", а Лермонтов все время стремится избавиться от ощущения, что он "прирос к земли".
Движение времени обнаруживает себя не только в стиле и характере правления, в образе жизни и приоритетных ценностях общества - в том, что мы называем историческими фактами и событиями, оно пронизывает мироощущение человека. Поэзия - это один из лучших в мировой культуре способов зафиксировать это мироощущение. Разработка пушкинского сюжета Ф.И.Тютчевым и М.Ю.Лермонтовым - ярчайшее тому подтверждение. Переосмысление поэтического сюжета - это доступный и естественный для художника путь самопознания и познания эпохи, так как новые акценты расставляет не только поэт, но и время. Читатель же, сравнивая, может увидеть то, что в культурной памяти не всегда сохраняет и не всегда может сохранить самая подробная историческая хроника. Именно поэтому подобного рода сравнения и сопоставления должны быть неотъемлемой частью школьного историко-литературного курса.
Гаспаров 1995 - Гаспаров М.Л. Избранные статьи. - М. 1995.
Лотман 2000 - Лотман Ю.М. Учебник по русской литературе для средней школы. - М. 2000.
Пушкин 1974 - Пушкин в воспоминаниях современников в 2-х т.т. - т. I. - М. 1974.
Тынянов 1971 - Тынянов Ю.Н. Кюхля. Смерть Вазир-Мухтара. - Л. 1971.
Автор :
Федоров С. В. канд.пед.наук, доцент каф. метод. препод. рус. яз. и лит-ры РГПУ им. А.И.Герцена, школа № 271, Санкт-Петербург