Сравнительный анализ стихотворений а. С. Пушкина и м. Ю. Лермонтова «Пророк»
В 1826 году А. С. Пушкин, находясь в ссылке в Михайловском, пишет стихотворение “Пророк”. Чуть позже, отправляясь на аудиенцию к Николаю I, который вызвал А. Пушкина из Михайловского в Петербург, поэт захватывает листок со стихотворением с собой. Почему же Пушкин придал такое важное значение этому стихотворению? После расправы над декабристами Пушкин переживает сильное потрясение и долгое время не пишет стихов. Находясь в ссылке в Михайловском, преследуемый мыслью “о друзьях, братьях, товарищах”, он обдумывает свою новую роль в обществе и свои возможности влияния на ход русской истории через фигуру Николая I. Поэт сознает, что обладает огромной властью над современниками. Образ библейского пророка, поучающего и спасающего свой народ, служит для А. Пушкина примером. Стихотворение сложилось под непосредственным впечатлением от службы в церкви. Готовность к жертве, выраженная в библейской “Книге Исайи”, служит А. Пушкину примером. В отчаянном письме к Плетневу Пушкин восклицает: “Душа! Я пророк, ей-богу, пророк!” Вживаясь в образ пророка, А. Пушкин почти текстуально следует за теми главами “Книги Исайи”, где Исайя рассказывает нам, как обыкновенный человек превращается в пророка. Библейская лексика, обилие церковнославянизмов создают высокую торжественность стиля и сообщают пушкинскому стихотворению сакральный смысл. Ведь пророк доносит до людей не свои собственные мысли, а то, что он услышал от Бога. Подтвердим прямую связь пушкинского и библейского пророка текстуально. Библия: И послан бысть по мне един от Серафимов. И прикоснулся к устам моим и рече: се прекоснуся сие устам твоим, и. беззакония твоя, и грехи твоя очистит. В руце своей имаше угль горяшь. О, окаянный аз, яко. И рече: или, и рцы людям У Пушкина: Глаголом жги сердца людей! сим. И шестикрылый Серафим на перепутье мне явился. И он к устам моим приник, И вырвал грешный мой язык, И празднословный И лукавый. И уголь, пылающий огнем. Как труп в пустыне я лежал. Конечно, славянский текст стихов Исайи творчески переосмыслен поэтом, и мы не можем говорить о простом заимствовании. Переложение псалмов и других библейских текстов — устойчивая традиция русской поэзии XVIII— XIX веков. В. К. Тредиаковский, М. В. Ломоносов, Г. Р. Державин — поэты русского классицизма — вспоминаются нам в связи с этой традицией. И А. Пушкин, сохраняя завораживающе торжественный стиль, свойственный классицистическим переложениям священных текстов, создает величайший философский манифест. По-моему, не столько перелагающий смысл Библии, сколько утверждающий мысль самого Александра Сергеевича Пушкина о жертвенном служении народу мудреца и поэта-пророка. Пушкинское стихотворение разные исследователи прочитывали по-своему. Некоторые ставили его в один ряд со стихотворениями о роли поэта и поэзии (“Поэт”, “Поэту”, “Поэт и толпа”), кое-кто рад был расценить пушкинского “Пророка” как политический демарш. Глубоко верующие люди видят в образе поэта-пророка посредника между Богом и людьми. Проблему взаимоотношения пророка со всеми людьми, а не только с “мирской властью” решает и М. Ю. Лермонтов в своем стихотворении “Пророк”, являющемся откликом на пушкинское (написано спустя 15 лет, в 1841 г.). Лермонтов начинает с того, чем закончил Пушкин: С тех пор как Вечный Судия Мне дал всеведенье пророка. Лермонтовский пророк уже не посредник между Богом и людьми. У М. Лермонтова пророк — гонимый людьми гений. Главная мысль стихотворения в том, что “нет пророка в отечестве своем”. Отверженный, не понятый людьми “прорицатель”, “дух изгнанья” Демон, гордый Мцыри — это герой Лермонтова-романтика. Отказываясь от смысловой соотнесенности с “Книгой Исайи”, где высшим долгом пророка является донесение до людей гласа Божьего, М. Лермонтов рисует своего пророка как романтического героя-изгнанника. (Хотя некоторые, возможно не осознанные самим М. Лермонтовым заимствования из “Плача” пророка Иеремии недавно отмечены исследователями.) Духовная “пустыня мрачная” из пушкинского стихотворения приобретает у М. Лермонтова черты некой романтической пустыни, неведомой экзотической земли, освещенной звездами и противопоставленной “шумному граду”. Таким образом, сопоставив два стихотворения, мы видим их безусловную связь и общие черты: метафоричность, обращение к библейскому образу. Однако по стилю пушкинское стихотворение более философическое, в нем больше церковнославянизмов, оно ближе к традициям классицизма, хотя ни в коей мере не сводится к ним. М.Лермонтов же раскрывает тему пророка, как тему трагического непонимания людьми свободной творческой личности, намеренно отказываясь от архаизмов и используя глубоко проникновенные печальные разговорные интонации, свойственные романтикам.
Используя библейские образы (пророк, Серафим, пустыня), поэт изображает прозрение пророка, рождение вдохновения, свойственного пророкам и поэтам.
В основе сюжета стихотворения встреча поэта с Серафимом.
Духовной жаждою томим
В пустыне мрачной я влачился
И шестикрылый Серафим
На перепутье мне явился.
Автор обращается к церковно-славянской лексике, которая наиболее полно может воссоздать колорит легенды из Книги Исайи.
использование неполногласных сочетаний:
духовная жажда – жажда мудрости, открытия, приобщения к высшему знанию
томиться – испытывать сильные душевные мучения, страдания
перепутье – «быть на перепутье» – находиться в состоянии сомнения
горний (уст.) – небесный
внимать – понимать, слышать, впитывать
Серафим – шестикрылый ангел, посланник Бога на землю
Пустыня мрачная – до встречи с Серафимом поэт одинок, кругом мрак, он слеп, не знает куда идти. Возникает перепутье – момент сомнения и поиска. Только после встречи с Серафимом и своим преображением все вокруг просветлело, наступает момент прозрения физического и духовного.
Основная идея стихотворения заключается в том, что одного внешнего преображения совсем недостаточно, чтобы стать настоящим поэтом
«Как труп в пустыне я лежал…»
Нужна еще высокая цель, высокая идея, во имя которой поэт творит и которая оживляет, дает смысл, содержание всему тому, что он так глубоко и точно видит и слышит, и так тонко и мудро умеет выразить в слове. Эта «цель» поэтически обозначена как «Бога глас», взывающий к пророку:
И виждь, и внемли,
Исполнись волею моей,
И, обходя моря и земли,
Глаголом жги сердца людей.
Основное предназначение поэта, по мысли автора, – это словом направлять людей на истинный путь, на путь добра. Истинное слово – великая сила, которой поэт способен воздействовать на умы людей.
Поэт заимствовал из Библии образ пророка и стремился быть верен библейскому сказанию. Отсюда:
/голову посыпали пеплом/
наказание «отступников» от веры предков /их забрасывали камнями/
В основе сюжета стихотворения встреча поэта с людьми, ради которых он претерпел все изменения, «восстал» и мечтал «глаголом жечь сердца людей».
С тех пор как Вечный Судия
Мне дал всеведенье пророка,
В очах людей читаю я
Страницы злобы и порока.
Лексика, отдельные выражения воссоздают колорит легенды, передают стилистику речи Пророка.
использование неполногласных сочетаний:
устаревшие книжные и церковно-славянские слова, афористичные выражения:
Вечный Судия – Бог, Всевышний
всеведенье – обладание знанием обо всем. Именно это помогло Пророку понять тайные страсти и побуждения людей
любовь – это не только любовь к близким, но и любовь к человеку, любовь активная, оказывающая помощь и поддержку тому, кто в ней нуждается
чистые ученья – утверждение высокой нравственности и добродетели /Словарь Д.Н.Ушакова/
ближние мои – (не близкие, т.е. ограниченный круг людей), по религиозно-нравственным представлениям – всякий человек для другого близок
дар Божьей пищи – духовная
Предвечный – извечно существующий /а не Всевышний – выше сущего/, философское осмысление Бога
тварь – живое существо
старцы - /не отцы в значении родоначальники/ - старейшины, где явно подчеркивается преклонный возраст старейшин, их приверженность к устоявшимся каноном
самолюбивый – человек, который любит почет и лесть, везде хочет быть первым /уст. словарь В.Даля/; порок, ослепляющий разум /словарь Академии Российской XIX в./
Пророк находит для себя единственное пристанище – пустыню. Там – покой и полное единение с миром природы:
И звезды слушают меня,
Лучами радостно играя.
Здесь воплотилась мечта самого поэта: гармония природы, в которой душа лирического героя обретает покой, счастье.
Оценку деятельности Пророка дают старцы, самодовольно и безжалостно судящие поэта. Он для них – глупей! И не только глупец, а глупец наказанный Богом. Об этом говорит его бедственное положение
Как он угрюм, и худ, и бледен!
Смотрите, как он наг и беден,
Как презирают все его!
к которому они не испытывают никакого сочувствия. Это подтверждается словом «презирают». Они наоборот, удовлетворены тем, что перед ними изможденный человек, нищий, которого они изгоняют вторично.
В речи старцев нет образности выражений, присущих Пророку. Убогая мудрость старцев к этому не располагает. Для них характерны простота лексики, присущие разговорной речи интонации, односоставные предложения и повторения слов:
«смотрите: вот пример для вас!»,
«смотрите ж, дети, на него…»,
«смотрите, как он наг и беден…».
Основная идея стихотворения – это судьба поэта в пору, когда он, обновленный, возрожденный и прозревший, обратился к людям с проповедью любви и справедливости, которые обществу оказались не нужны.
Это стихотворение о изгнаннической судьбе, одиночестве, бесперспективности участи поэта в обществе, в котором царит «самолюбие».