Брату своему он брат
Говорят, на детях гениев природа отдыхает. Но она не слишком утруждает себя и на родственниках одного с ними поколения. Пример тому - братья Пушкины. Недаром же про Льва Сергеевича сочинили двустишие: А Левушка наш рад, Что брату своему он брат.
Ведь он и вошел в историю только благодаря этому родству. А может быть, не только? Давайте заглянем в его послужной список. Два года служил в департаменте вероисповеданий. С 1827-го юнкер, потом офицер Нижегородского драгунского полка, участник Русско-турецкой и Русско-персидской войн, а также польской кампании. В 1832 году вышел в отставку, жил в Варшаве. В 1833-м приехал в Петербург и несколько месяцев служил чиновником особых поручений МВД. В 1836 году вернулся на военную службу.
В 1842-м вышел в отставку. Жил в Одессе. Служил в Одесской портовой таможне. Заболел водянкой и в 1852 году сорока семи лет умер. Получается, мотылек какой-то. Да к тому же большой любитель выпить. Вот что вспоминал его сослуживец Г. Филипсон: «Он слишком любил веселую компанию, пил очень много, но я не видел его пьяным. Образ жизни вел самый беспорядочный. Пушкин был почти неразлучен с генералом Раевским. Последний был большой мастер утилизировать людей, но не мог заставить Пушкина заниматься чем-нибудь серьезно, кроме писания под его диктовку. »
Правда, позднее Лев Сергеевич стал относиться к служебным делам гораздо серьезнее. Сохранившиеся его рапорты свидетельствуют, что Левушка пользовался полным доверием высшего военного начальства и, несмотря на скромный чин, выполнял довольно ответственные поручения. Известно также о двукратном награждении Л. С. Пушкина за отличие в делах против горцев. Достаточно ли этого, чтобы заслужить уважение потомков? Возможно, и нет.
Но вот еще свидетельства в пользу брата великого поэта. Оказывается, Александр Сергеевич, будучи в ссылке на юге, часто писал ему, делился мыслями, настроениями, очень интересовался его развитием. В марте 1821 г. он писал Дельвигу из Кишинева: «. брат - человек умный во всем смысле слова, и в нем прекрасная душа». Лев действительно был юноша одаренный, очень неглупый, остроумный, с прекрасным литературным вкусом, он сам писал стихи, посылал их на суд брата, правда, к стихам его Пушкин оставался равнодушен.
Лев обладал феноменальной памятью; стоило ему раз-два прочесть стихи, и он запоминал их от слова до слова. Все стихи брата он знал наизусть и прекрасно читал их. Это дало ему в Петербурге своего рода популярность; его нарасхват приглашали повсюду, чтобы услышать ненапечатанные еще вещи Пушкина. В литературных кругах принимали его самым радушным образом; он бывал на вечерах Карамзина, Жуковского, подружился с Дельвигом, Плетневым и Баратынским.
Такое же отношение к нему видим и на Кавказе. Н. И. Лорер отмечал не только любовь Левушки к выпивке, но и его замечательные человеческие качества: «Память Пушкин имеет необыкновенную и читает стихи вообще, своего брата в особенности, превосходно. Весь лагерь был в восторге от Пушкина, и можно было быть уверену, что где Пушкин, там кружок и весело». Многие кавказцы, знавшие Льва Пушкина, могли бы о нем сказать словами Н. И. Лорера: «Лев Пушкин - один из приятнейших собеседников, каких я когда-либо знал, с отличным сердцем и высокого благородства». Не удивительно, что Льва Сергеевича на Кавказе постоянно окружали видные представители русской и грузинской культуры, славные воины.
Когда Лев узнал о гибели своего брата, был потрясен: «Эта ужасная новость меня сразила, - писал он отцу. -. Если бы у меня было сто жизней, я бы все их отдал, чтобы выкупить жизнь брата. » А спустя несколько месяцев на Кавказе он встретился с офицером, сосланным сюда за стихи «Смерть поэта», поэтом, которому суждено было стать поэтическим преемником его брата. Несомненно, что между Львом Пушкиным и Михаилом Лермонтовым сразу возникла симпатия, очень скоро переросшая в дружбу, скрепленную войной. Познакомиться они могли в Тифлисе, куда осенью 1837 года прибыл опальный поэт, и уж наверняка сблизились летом и осенью 1840 года в Чечне, где оба воевали в отряде генерала Галафеева. А об их совместном пребывании в Ставрополе по окончании Галафеевской экспедиции известно из записок А. Дельвига, который вспоминал, как проходили обеды у командующего войсками генерала П. X. Граббе: «За обедом всегда было довольно много лиц, но в разговорах участвовали Граббе, муж и жена, Траскин, Лев Пушкин, бывший тогда майором, поэт Лермонтов. Он и Пушкин много острили и шутили. »
Увы, однажды их соревнование в остроумии привело к печальным последствиям. Это было 13 июля на вечере в доме Верзилиных. Падчерица генерала, Эмилия Александровна, вспоминала, как она и Лермонтов, «. провальсировав, уселись мирно разговаривать. К нам присоединился Л. С. Пушкин, который также отличался злоязычием, и принялись они вдвоем острить наперебой». Именно в этой компании и прозвучала фраза «Горец с большим кинжалом», брошенная по адресу Мартынова и послужившая ему поводом для вызова на дуэль.
Но до этого они неоднократно встречались в те летние дни 1841 года, которые оба провели в Пятигорске. Ясно, что дружеским отношениям Лермонтова с братом великого поэта во многом способствовал тот глубокий интерес, который Лермонтов проявлял к личности Пушкина. Но все же для Лермонтова Лев Сергеевич был не только «брат своего брата». Михаила Юрьевича явно привлекала его бесшабашная удаль и смелость, веселость нрава, остроумие. Немаловажную роль играло его неплохое знание Грузии, которая Лермонтова очень интересовала в связи с замыслами большого романа, посвященного Кавказской войне.
Н. И. Лорер вспоминал: «Лев Пушкин приехал в Пятигорск в больших эполетах. Он произведен в майоры, а все тот же! Прибежит на минуту впопыхах, вечно чем-то озабочен - уж такая натура. Он свел меня с Дмитриевским, приехавшим из Тифлиса». Скорее всего, благодаря Левушке сблизился с Дмитриевским и Лермонтов. В роковой день 15 июля Лев Сергеевич вместе с Дмитриевским и еще несколькими знакомыми навещал Лермонтова в Железноводске. Дальняя родственница поэта Е. Бызовец писала позднее своей подруге: «. поехали назад, он (Лермонтов) поехал тоже с нами. В колонке обедали. Это было в пять часов, а в восемь пришли сказать, что он убит». Слова Быховец подтверждает в письме петербуржец П. Полеводин: «Пушкин Лев Сергеевич, родной брат нашего бессмертного сочинителя, весьма убит смертию Лермонтова, он был его приятель. Лермонтов обедал в этот день с ним и прочей молодежью в Шотландке (в шести верстах от Пятигорска) и не сказал ни слова о дуэли, которая должна была состояться через час. Пушкин уверяет, что эта дуэль никогда бы состояться не могла, если б секунданты были не мальчики, она сделана против всех правил и чести».
А. Л. Сидери, сын плац-адъютанта пятигорского комендантского управления, со слов отца, заходившего в тот день к Верзилиным, рассказывает: «Все в доме были взволнованы. Вдруг вбегает Лев Сергеевич Пушкин, приехавший на минеральные воды, с волнением говорит: «Почему меня раньше никто не предупредил об их обостренном отношении, я бы помирил. »
Так что Левушка был одним из тех, кто провел с Михаилом Юрьевичем последние часы его жизни. И можно не сомневаться, что знай он о предстоящей дуэли, ее вполне могло бы не быть. Но, увы, история сослагательного наклонения не имеет. Оценивая личность Льва Сергеевича Пушкина, можно сказать: пусть он своим литературным талантом был неизмеримо ниже своего великого брата, пусть вел жизнь далеко не идеальную, талантом человеческого общения и многими добрыми качествами обладал не меньшими. А признательность потомства заслужил хотя бы тем, что стал связующим звеном, соединившим двух выдающихся сынов России.
Вадим ХАЧИКОВ. заслуженный работник культуры РФ,