Наталья Николаевна Пушкина.
Свою жену Пушкин любил беззаветно, восхищался ее красотой, находил в ней множество прекрасных качеств. «Гляделась ли ты в зеркало, — писал ей поэт через два с половиной года после свадьбы, — и уверилась ли ты, что с твоим лицом ничего сравнить нельзя на свете, а душу твою люблю я еще более твоего лица». «Я должен был на тебе жениться, потому что всю жизнь был бы без тебя несчастлив», — писал он жене в другом письме. Поэт был уверен, что Наталья Николаевна исполнит «долг доброй матери», как исполняет она «долг честной и доброй жены».
Наталья Николаевна родилась 27 августа 1812 года в селе Кариане Тамбовской губернии, куда ее родители уехали во время тревожных событий Отечественной войны. Она была шестым ребенком в семье Николая Афанасьевича Гончарова (правнука Афанасия Абрамовича Гончарова, основателя полотняных заводов). Ее мать, Наталья Ивановна, урожденная Загряжская, славилась в молодости исключительной красотой. Раннее детство Наташа провела у деда Афанасия Николаевича в родовом имении Гончаровых — Полотняном Заводе, а с шести лет вместе с тремя братьями и двумя сестрами жила в Москве, в доме на Никитской улице.
В младенчестве Наталья Гончарова была обычной девочкой, в которой трудно было угадать будущую ослепительную красавицу. До настоящего времени дошел только один детский портрет Натальи Николаевны. Это рисунок итальянским карандашом и сангиной. Имя художника неизвестно. Перед нами ребенок шести-семи лет в открытом белом платьице, с короткими прямыми волосами и правильными чертами лица. Портрет маленькой Наташи вместе с такими же портретами сестер и братьев висел в кабинете деда, Афанасия Николаевича Гончарова, в Полотняном Заводе. В 1938 году портрет был передан Государственному музею А. С. Пушкина внучатым племянником Натальи Николаевны — В. Н. Новицким.
Надежда Осиповна в письме дочери 22 июля 1830 года из Петербурга в Михайловское (Ольга Сергеевна раньше своих родителей уехала в деревню) делится своими наблюдениями: «Он очарован своей Натали и говорит о ней, как о божестве. Он думает приехать с нею в Петербург в октябре месяце… Малиновские отзываются как нельзя лучше обо всем семействе Гончаровых и о Натали говорят, как об ангеле…»
По словам отнюдь не благодушной Ольги Сергеевны, ее брат и его жена «в восторге друг от друга». В письме мужу в Польшу летом 1831 года она написала, что ее невестка «в высшей степени очаровательна, красива, изящна и умна и со всем тем совершенно малое дитя…».
Приехав с мужем в Петербург, а затем в Царское Село через три месяца после свадьбы (венчание состоялось 18 февраля 1831 года в Москве, в церкви Старого Вознесения на Никитской улице), Наталья Николаевна почти сразу же стала «наиболее модной» женщиной высшего света, одной из первых красавиц Петербурга. Беспристрастный и сдержанный генерал А. П. Ермолов писал в декабре 1831 года Н. П. Воейкову из Петербурга: «Гончаровой-Пушкиной не может женщины быть прелестней. Здесь многие находят ее несравненно лучше красавицы Завадовской». Внучка Кутузова, жена австрийского посланника Дарья Федоровна Фикельмон, увидев Натали Пушкину, отметила, однако, меланхолическое выражение ее лица, какую-то отрешенность, контрастирующую с характером Пушкина, у которого «видны были все порывы страстей» (письмо П. А. Вяземскому от 25 мая 1831 года). Красоту Натальи Николаевны Дарья Федоровна называла «поэтической», проникающей до самого сердца, но она предрекала ей печальную судьбу. «Есть что-то воздушное и трогательное во всем ее облике, — записала она в своем дневнике 12 ноября 1831 года, — эта женщина не будет счастлива, я в том уверена! Она носит на челе печать страдания… какую же трудную предстоит ей нести судьбу — быть женою поэта, и такого поэта, как Пушкин!»
В это время Александр Павлович Брюллов, брат знаменитого Карла Брюллова, создает один из самых известных портретов Натальи Николаевны Пушкиной. Еще будучи женихом, Пушкин 30 июня 1830 года писал из Петербурга Наташе Гончаровой о том, что дамы спрашивают у него ее портрет и не прощают ему того, что у него его нет; он утешает себя тем, что проводит часы перед белокурой мадонной, похожей на нее как две капли воды. (Пушкин любовался копией с «Бриджватерской мадонны» Рафаэля, выставленной в витрине книжного магазина Сленина).[8] Московский друг Пушкина Павел Воинович Нащокин просил у поэта портрет его жены, в ответ Пушкин сообщал 3 августа 1831 года, что «портрета не присылает за неимением живописца».
Только 8 декабря того же года, приехав в Москву, поэт спрашивает жену в письме: «Брюллов пишет ли твой портрет?» Тонкий, «воздушный» акварельный портрет Н. Н. Пушкиной работы А. П. Брюллова передает юную прелесть и благоуханность облика девятнадцатилетней жены поэта. Он был заказан, по всей вероятности, в начале 1832 года. Наталья Николаевна в открытом бальном платье. Темно-русые волосы причесаны по моде 1831–1832 годов, красивые светло-карие глаза немного косят, на лбу нитка жемчуга с подвеской, в ушах длинные серьги. Именно этот портрет имел Пушкин в виду, когда писал 30 июля 1834 года жене в Калугу, в Полотняный Завод: «Целую твой портрет, который что-то кажется виноватым…» Акварельный портрет имеет много общего с рисунком самого Пушкина на обороте счета издания альманаха «Северные цветы» на 1832 год, сделанным примерно в феврале 1832 года, в годовщину свадьбы. На рисунке Наталья Николаевна в платье с пышными рукавами, с высокой прической. Особенно тщательно прорисована Пушкиным нижняя часть юного лица. Позади Натальи Николаевны, слева, поэт начал рисовать себя, но потом заштриховал начатое.
Впоследствии портрет Натальи Николаевны работы Брюллова находился у ее детей. Он был представлен на пушкинской выставке 1880 года в Петербурге и на юбилейной пушкинской выставке 1899 года в Академии наук как собственность старшей дочери Пушкина, Марии Александровны Гартунг. Затем портрет находился в семье старшей дочери Натальи Николаевны от второго брака, Александры Петровны Араповой, которая отдала его своему старшему сыну Петру Ивановичу. В 1927 году П. И. Арапов передал портрет своей бабушки в Пушкинский дом.
В 1832 году, 6 апреля, поэт дарит своей жене скромное золотое колечко с бирюзой и гравированной надписью на внутренней стороне: «А. Р. 6 avril 1832». По свидетельству внука поэта Григория Александровича Пушкина, который передал кольцо в Пушкинский дом, оно было заказано в память дня помолвки (вернее, того дня, когда будущая теща Пушкина, Н. И. Гончарова, дала согласие на брак своей дочери). В настоящее время кольцо хранится в собрании Всесоюзного музея А. С. Пушкина.
1832–1834 годы — вершина семейного счастья Пушкина. Поэт гордится своею «грациозною, стройносозданною, богинеобразною, мадонистою супругой» (В. А. Жуковский); дети его прелестны. «Я все еще люблю Гончарову Наташу, — пишет Пушкин жене из Нижнего Новгорода 2 сентября 1833 года, — которую заочно целую куда ни попало. Addio mia bella, idol mio, mio bel tesoro, quando mai ti rivedro». (Прощай, красавица моя, кумир мой, прекрасное мое сокровище, когда же я тебя опять увижу.) Поэта слегка беспокоит лишь обилие балов и празднеств, на которых бывает его жена.
По мнению родителей Пушкина, Натали испытывает большое удовольствие от возможности быть представленной ко двору в связи с назначением Александра Сергеевича камер-юнкером и танцевать на всех придворных балах. Сам же поэт весьма озадачен всем этим, так как ему «хотелось поберечь средства и уехать в деревню». В переписке родителей Пушкина этого периода мелькает беспрестанное перечисление светских успехов Натальи Николаевны. На современников Наталья Пушкина производила впечатление чего-то идеального. «Несравненная красавица» и жена Пушкина — все это создавало ореол загадочности. Поэт же просто считал, что «она милое, чистое, доброе создание», которого он ничем не заслужил. Любовь Пушкина к жене «была безгранична, — вспоминает жена одного из самых близких друзей Пушкина, Вера Александровна Нащокина, — Наталья Николаевна была его богом, которому он поклонялся, которому верил всем сердцем, и я убеждена, что он никогда, даже мыслью, даже намеком на какое-либо подозрение не допускал оскорбить ее… Надо было видеть радость и счастье поэта, когда он получал письмо от жены. Он весь сиял и осыпал эти исписанные листочки бумаги поцелуями… В последние годы клевета, стесненность в средствах и гнусные анонимные письма омрачали семейную жизнь поэта, однако мы в Москве видели его всегда неизменно веселым, как и в прежние годы, никогда не допускавшим никакой дурной мысли о своей жене. Он боготворил ее по-прежнему».
Обнаруженные сравнительно недавно в архиве Гончаровых письма Натальи Николаевны к старшему брагу в Полотняный Завод еще более подтверждают это высокое мнение о ней. Блестящая светская красавица, очаровательная Натали в этих письмах предстает перед нами вполне земной, умной женщиной, беспокоящейся о семье, заботливой женой, прекрасно разбирающейся в делах своего мужа и старающейся ему помочь. «…Ты знаешь, что пока я могла обойтись без помощи из дома, — пишет она Дмитрию Николаевичу летом 1836 года, — я это делала, но сейчас мое положение таково, что я считаю даже своим долгом помочь моему мужу в том затруднительном положении, в котором он находится; несправедливо, чтобы вся тяжесть содержания моей большой семьи падала на него одного, вот почему я вынуждена, дорогой брат, прибегнуть к твоей доброте и великодушному сердцу, чтобы умолять тебя назначить мне с помощью матери содержание, равное тому, которое получают сестры… откровенно признаюсь, что мы в таком бедственном положении, что бывают дни, когда я не знаю, как вести дом, голова у меня идет кругом. Мне очень не хочется беспокоить мужа всеми своими мелкими хозяйственными хлопотами, и без того я вижу, как он печален, подавлен, не может спать по ночам и, следовательно, в таком настроении не в состоянии работать, чтобы обеспечить нам средства к существованию: для того чтобы он мог сочинять, голова его должна быть свободна… Мой муж дал мне столько доказательств своей деликатности и бескорыстия, что будет совершенно справедливо, если я со своей стороны постаралась облегчить его положение… содержание, которое ты мне назначишь, пойдет на детей, а это уже благородная цель. Я прошу у тебя одолжения без ведома моего мужа, потому что если бы он знал об этом, то, несмотря на стесненные обстоятельства, в которых он находится, он помешал бы мне это сделать». В следующем письме брату (начало августа 1836 года) Наталья Николаевна умоляет Дмитрия Николаевича прислать Пушкину запас бумаги на год, письмо кончается многозначительной фразой: «Сейчас у него нет ни копейки, я тебе за это ручаюсь».
В «Рассказах князя и княгини Вяземских» друзья поэта подчеркивают, что Пушкин восхищался «природным смыслом» своей жены, а «она тоже любила его действительно». Княгиня Вера Федоровна не может забыть страданий Натальи Николаевны в предсмертные дни ее мужа. Огромное горе, семейные дела, требующие немедленного разрешения, сложные и тяжелые обстоятельства ее положения в обществе — все это сразу свалилось на хрупкие плечи молодой, неопытной женщины. В близкой ей семье Карамзиных ее жалели, защищали от нападок и называли бедной жертвой собственного легкомыслия и людской злобы. Александра Николаевна попросила П. И. Мещерского (мужа Екатерины Николаевны Карамзиной) принести для сестры стихи Лермонтова на смерть Пушкина, так как Наталья Николаевна жаждала прочесть все, что касается ее мужа, жаждала «говорить о нем, обвинять себя и плакать». Старшая дочь Карамзина, Софья Николаевна, увидев вдову поэта на второй день после смерти Пушкина, была поражена: взгляд ее блуждал, на нее нельзя было смотреть, по словам С. Н. Карамзиной, «без сердечной боли». Наталья Николаевна сразу же заговорила с ней о безмятежном выражении на лице ее мужа после смерти, — это было для нее очень важно.
Через две недели после смерти Пушкина Наталья Николаевна с детьми и сестрой Александрой Николаевной уезжает в Полотняный Завод, к брату Дмитрию. Состояние вдовы поэта в это время довольно точно описывает Д. Н. Гончаров в одном из писем сестре Екатерине, уехавшей из Петербурга вслед за мужем и жившей в Сульце вместе с Ж. Дантесом-Геккерном, убийцей Пушкина: «Натали и Александра в середине августа уехали в Ярополец с тремя старшими детьми, маленькая Таша осталась здесь (она — очаровательный и очень рослый для своих лет ребенок)… Как они поживают и что делают: живут очень неподвижно, проводят время как могут; понятно, что после жизни в Петербурге, где Натали носили на руках, она не может находить особой прелести в однообразной жизни завода, и она чаще грустна, чем весела, нередко прихварывает, что заставляет ее целыми неделями не выходить из своих комнат и не обедать со мною. Какие у нее планы на будущее, не выяснено; это будет зависеть от различных обстоятельств и от добрейшей тетушки (Екатерины Ивановны Загряжской, фрейлины императрицы. — Авт.), которая обещает в течение ближайшего месяца подарить нас своим присутствием, желая навестить Натали, к которой она продолжает относиться с материнской нежностью. Ты спрашиваешь меня, почему она не пишет тебе; по правде сказать, не знаю, но не предполагаю другой причины, кроме боязни уронить свое достоинство или, лучше сказать, свое доброе имя перепиской с тобой, и я думаю, что она напишет тебе не скоро».
Наталья Николаевна хлопочет о получении гравированного в 1838 году Н. И. Уткиным портрета ее мужа; этот портрет она вставила в свой ящичек для письменных принадлежностей, он обрамлен металлической рамочкой и узором из стальных граненых накладок. Этот изящный ящичек-шкатулка жены поэта находится сейчас в музее-квартире А. С. Пушкина в Ленинграде.
Проведя почти два года в Полотняном Заводе, Н. Н. Пушкина вновь приезжает в Петербург. Она редко появляется в свете, занимаясь главным образом воспитанием детей. В 1841 году опека над имуществом и детьми Пушкина выкупает у сонаследников Михайловское, и в том же году Наталья Николаевна с детьми и старшей сестрой Александрой Николаевной едет в принадлежавшее теперь только ее семье имение Пушкиных. В августе в Михайловское приезжает в гости к сестрам приемная дочь Ксавье де Местра и Софьи Ивановны Загряжской-де Местр (тетки Натальи Николаевны) Наталья Ивановна Фризенгоф. Она хорошо рисовала и сделала довольно много карандашных портретов обитателей Михайловского и Тригорского, в том числе детей Пушкина, Александрины Гончаровой, Прасковьи Александровны Осиповой и ее дочерей.
Н. И. Фризенгоф в то лето несколько раз рисовала также и портреты вдовы поэта. Эти беглые, но точные карандашные зарисовки, находящиеся в альбоме Н. Н. Пушкиной-Ланской (он хранится в собрании Всесоюзного музея А. С. Пушкина), ценны своей документальностью и непосредственностью впечатления. В альбоме три портрета Н. Н. Пушкиной работы Н. И. Фризенгоф, все они сделаны в августе 1841 года. На первом портрете Н. Н. Пушкина нарисована сидящей на открытом балконе Михайловского дома, она изображена в профиль, хорошо заметен удлиненный разрез глаз. На втором портрете изменен поворот лица и фигуры, молодая женщина сидит в кресле со сложенными перед собою руками. Наиболее интересен третий портрет Натальи Николаевны: она стоит, прислонившись к березке, рядом с нею — старшая дочь Маша. Это, пожалуй, самый «непарадный» портрет жены Пушкина; профиль девочки очень напоминает автопортреты юного Пушкина. Все три портрета объединены выражением тихой грусти и одновременно внутренней напряженности.
В Петербурге Н. Н. Пушкина продолжает заниматься воспитанием детей, придавая очень большое значение их образованию. Она, как и прежде, посещает Карамзиных, Вяземских, Мещерских, де Местров, Плетнева… П. А. Вяземский дружески опекает ее, его советы и наставления помогают вдове Пушкина занять соответствующее положение в обществе. В письмах к ней Петр Андреевич в иносказательной форме восхваляет ее красоту и те качества характера, которые заставляли Пушкина называть ее ангелом. «Наша барыня, — пишет Петр Андреевич, — со дня на день прекраснее, милее и ненагляднее, она и всегда была такая красавица, что ни пером не описать, ни в сказке не рассказать, по теперь нашла на нее такая тихая и светлая благодать, что без умиления на нее не взглянешь… она такая умница и скромница, такая чистая голубица, что никакая вражья сила не одолеет ее…»
Дружеская «опека» Вяземского (не без примеси более нежного чувства) продолжалась весь период вдовства Натальи Николаевны. Все портреты начала 1840-х годов делались при участии этого старого друга семьи Пушкиных. К 1842 году относится самый ранний акварельный портрет Н. Н. Пушкиной работы академика живописи, придворного портретиста Вольдемара Гау, писавшего эту прославленную красавицу не один раз. В. Гау изобразил вдову Пушкина в коричневато-кирпичном платье, отделанном прозрачными черными оборками, на груди тонкая кружевная вставка, переходящая в широкий отложной воротник; на сгибе правой руки едва заметна соболья накидка, крытая синим бархатом; темные волосы причесаны по моде того времени — с локонами вдоль щек, серо-карие глаза слегка косят. Лицо Пушкиной поражает правильностью и красотою черт, а общее выражение сосредоточенной замкнутости было характерно для вдовы поэта в это время. Этот портрет, как и другие портреты Натальи Николаевны, хранился в семье, у ее детей; по завещанию А. П. Араповой он был передан в 1919 году в Пушкинский дом. Авторский вариант портрета, подписанный и датированный художником, ранее принадлежал Александре Николаевне Гончаровой-Фризенгоф (Словацкий национальный музей в Братиславе).
Второй портрет Натальи Николаевны работы В. Гау, также исполненный акварелью, широко известен: молодая женщина изображена почти в рост, в белом открытом бальном платье, украшенном по вырезу несколькими рядами кружев, к платью на груди прикреплен большой аграф, на голове маленькая шляпка со страусовым пером, спускающимся на обнаженное плечо; темные локоны обрамляют очень красивое лицо. Бальный наряд дополняет темно-серая накидка, подбитая горностаем. Портрет подписан художником и датируется 1842–1843 годами. Художник получил заказ на изготовление портрета от Петра Андреевича Вяземского. В письмах этих лет, адресованных Наталье Николаевне, он просит прислать ему «маленький портрет», хотя ей и «грустно расстаться с ним». «…Принесите эту жертву и утешьтесь тем, что подлинник еще лучше, и он Вам принадлежит», — заканчивает Вяземский одно из писем, подразумевая под подлинником Н. Н. Пушкину.
Портрет, принадлежавший П. А. Вяземскому, хранился в его подмосковном имении Остафьево; после смерти Петра Андреевича его сын Павел Петрович сосредоточил все реликвии в так называемой «карамзинской» комнате. Из Остафьева в 1930 году портрет был передан в Государственную библиотеку СССР имени В. И. Ленина, а затем через некоторое время поступил во Всесоюзный музей А. С. Пушкина.
Портрет Н. Н. Пушкиной работы В. Гау известен в нескольких вариантах. Один из них находился у А. П. Араповой; после революции ее сын Петр Иванович передал портрет бабушки в Пушкинский дом (в настоящее время он также находится во Всесоюзном музее А. С. Пушкина). Третий известный вариант этого портрета принадлежал внучке Натальи Николаевны (дочери ее старшего сына), Елене Александровне Пушкиной-Розенмайер, уехавшей за границу в начале 1920-х годов. Портрет бабушки был приобретен у нее известным коллекционером, балетмейстером С. М. Лифарем[9]. Портрет из коллекции Лифаря несколько отличается от предыдущих: красота Натальи Николаевны на этом портрете совершенная, «неземная». В убранстве и туалете есть небольшие отличия: спереди, на полях шляпки, звездочка, страусовое перо очень тщательно прорисовано. Портрет воспроизведен в 1936 году в парижском издании М. Л. Гофмана и С. М. Лифаря «Письма Пушкина к Н. Н. Гончаровой».
Положение вдовы с четырьмя детьми и довольно ограниченными средствами побудило, по всей вероятности, эту, по словам П. А. Плетнева, «интересную, скромную и умную даму» согласиться на предложение генерала Петра Петровича Ланского вступить с ним в брак. Накануне этого важного события для упоминаемого уже альбома Н. Н. Пушкиной были сделаны в 1844 году два ее портрета. Один из них — акварель работы английского художника, подолгу работавшего в России, академика Петербургской Академии художеств Томаса Райта; автором другого является племянник ее будущего мужа, художник-любитель, обладавший высоким мастерством, Николай Павлович Ланской.
На портрете Райта вдова поэта изображена в профиль, вдоль щек спускаются полуразвившиеся локоны, платье закрытое, строгое, она не «богиня», не «ангел», а самая земная, хотя и очень красивая, женщина. Печальное, даже скорбное выражение лица вызвано размышлениями о будущем и известием о смерти старшей сестры, Екатерины Дантес-Геккерн, судьба которой так тесно переплелась с судьбой самой Натальи Пушкиной. Портрет подписан и датирован художником; он был изъят из альбома потомками Пушкина и в настоящее время находится в Москве, у праправнука поэта — «Бориса Борисовича Пушкина; у его брата Сергея Борисовича — искусно выполненная копия этого портрета.
Н. П. Ланской все свое искусство рисовальщика вложил в портрет Натальи Николаевны, сделанный за две недели до ее свадьбы с генералом Ланским в июле 1844 года. Она одета подчеркнуто просто и строго, плечи и грудь окутаны шалью, волосы гладко причесаны.
В конце 1840-х — начале 1850-х годов Наталья Николаевна предпринимает усилия для осуществления нового полного собрания сочинений Пушкина. Она ищет издателя, и ее выбор останавливается на друге семьи, И. В. Анненкове. Однако издателем становится его брат, историк литературы, Павел Васильевич.
Н. Н. Ланская, понимая ценность рукописного наследия поэта, заботилась о его сохранении и о правах наследников. В письме директору Публичной библиотеки М. Корфу в 1855 году она просила возвратить черновые рукописи и документы, принесенные в дар библиотеке Н. И. Тарасенко-Отрешковым, похищенные им у законных наследников. Свои письма к мужу Наталья Николаевна считала принадлежащими ей, и В. А. Жуковский возвратил их после разбора бумаг, взятых из кабинета Пушкина.
Забота о детях пронизывает всю жизнь Натальи Николаевны. Сыновья, кроме серьезного обучения дома, перед поступлением в Пажеский корпус окончили гимназии. В 1848 году она обращается к директору 2-й С.-Петербургской гимназии Алексею Филипповичу Постельсу с просьбой принять для обучения младшего сына Григория, «уволив старшего», поступающего в Пажеский корпус. После второго замужества Н. Н. Ланская просила Министерство финансов обратить ее пенсию в пользу детей, а Министерство просвещения — разрешить сыновьям Пушкина пользоваться правом издания сочинений отца пожизненно.
Портреты Н. Н. Пушкиной-Ланской конца 1840-х — 1850-х годов носят иной характер: в них меньше непосредственности, появились некоторая сухость, напряженность и первые признаки увядания. К этому периоду прежде всего относится портрет из альбома конногвардейского полка. 7 января 1849 года министр императорского двора князь П. М. Волконский уведомил живописца В. Гау о том, что в изготовленном «для государя императора альбоме л. — гв. конного полка его величеству угодно иметь из портретов супруг генералов, штаб — и обер-офицеров сего полка только портрет супруги командира генерал-майора Ланского, предоставляя ей самой выбор костюма». Альбом был поднесен Николаю I по случаю пятидесятилетия его шефства над лейб-гвардии конным полком. На портрете Наталья Николаевна изображена в белом бальном платье, отделанном кружевами, на голове — венок из красных роз, на груди также красная роза; на обнаженной шее — синяя с золотым узором ленточка, скрепленная бриллиантовой с сапфиром брошью, подаренной ей императором в день свадьбы с Ланским. Цвета ее платья и украшений — белый и красный — соответствуют основным цветам кавалергардского обмундирования. В этом акварельном портрете нет блеска, нет эффектности, но он правдиво отражает несколько поблекшую, но еще волнующую красоту младшей из сестер Гончаровых.
Альбом конногвардейского полка хранился в Государственном Эрмитаже, а в 1928 году был передан в Пушкинский дом, где в настоящее время и находится. К столетию со дня рождения Пушкина друг семьи Ланских художник Ф. В. Сычков сделал копию с этого портрета, она принадлежала семье второго мужа Натальи Николаевны и в 1930 году подарена ее внучкой, Н. Н. Батыгиной, Пушкинскому дому. Впоследствии копия была передана Всесоюзному музею А. С. Пушкина.
Одним из самых значительных портретов Н. Н. Пушкиной-Ланской, относящимся ко второй половине ее жизни, является портрет, приписываемый до настоящего времени кисти известного русского художника Ивана Кузьмича Макарова. Этот портрет хорошо помнила жившая в Ленинграде (ныне уже покойная) правнучка Натальи Николаевны — Мария Петровна Арапова. По ее словам, он висел в квартире ее бабушки, Александры Петровны Араповой, на Французской набережной в Петербурге. Портрет небольшого размера — 40,5x34 сантиметра, написан масляными красками на прессованном картоне, в золоченой бронзовой рамке с подставкой. Наталья Николаевна изображена на нем в открытом белом бальном платье, с темно-красной накидкой, подбитой собольим мехом, на ее шее — та же синяя с золотым узором ленточка, скрепленная бриллиантовой брошью. Зрелая красота Н. Н. Ланской на этом портрете выражена достаточно ярко. По внешнему облику и даже туалету изображенной он сходен во многом с портретом из альбома конногвардейского полка. На портрете подпись, сделанная гораздо позже его создания: «Pinx Neff 1856» (Написал Нефф. 1856).
История этого портрета довольно сложна. А. П. Арапова, которой принадлежал портрет ее матери, умерла в 1919 году, и портрет, очевидно, был похищен из ее квартиры. В том же году некий Н. Романчиков обратился с письмом к известному пушкинисту, старшему хранителю Пушкинского дома Б. Л. Модзалевскому: он рекомендовал приобрести у Владимира Васильевича Феоктистова «портрет Натальи Николаевны Пушкиной работы Неффа». Автор письма подчеркивал, что В. В. Феоктистов — «племянник знаменитого Е. М. Феоктистова». Евгений Михайлович Феоктистов действительно был хорошо известен в конце XIX века как начальник Главного управления печати и, по всей вероятности, сыграл известную роль в истории портрета. В сопроводительной записке В. В. Феоктистов писал, что портрет Н. Н. Пушкиной хранился в его семье «с семидесятых годов прошлого столетия». Несмотря на явные противоречия в истории портрета и то обстоятельство, что подпись Тимолеона Карла Неффа (модного придворного художника середины XIX века) была фальшивой, написанной поверх лака и более свежей краской, портрет был куплен за большую сумму — 10 тысяч рублей.
В 1907 году, еще при жизни А. П. Араповой и других детей Н. Н. Пушкиной-Ланской, портрет, позже находившийся у В. В. Феоктистова, был воспроизведен в журнале «Новое время» как иллюстрация к воспоминаниям Александры Петровны о ее матери. Под портретом стояло имя художника И. К. Макарова и неточная дата — 1848 год, никакой подписи художника Неффа на портрете не было. Как «макаровский» этот портрет был воспроизведен в том же году в «Художественных сокровищах России», № 6, а затем в 1910 году в 4-м томе собрания сочинений Пушкина под редакцией Венгерова в издании Брокгауза и Ефрона.
Благодаря сохранившимся в архиве Араповой письмам Натальи Николаевны к мужу в Ригу летом 1849 года (он находился там с полком) история написания И. К. Макаровым ее портрета достаточно известна. Художник предложил Н. Н. Ланской написать портрет, предназначенный для подарка мужу взамен дагерротипа или фотографии, которые ей не нравились. Макаров в три сеанса закончил портрет, который был послан в Ригу и очень понравился генералу Ланскому и офицерам его полка. Сама Наталья Николаевна считала портрет работы Макарова одним из лучших своих портретов.
В 1979–1980 годах портрет был тщательно исследован для определения художнической манеры автора. Появились некоторые сомнения в принадлежности его кисти И. К. Макарова. Также было полностью отвергнуто возможное авторство художника середины XIX века — К. И. Лаша, имя которого упоминается в одном из писем Н. Н. Ланской мужу в 1856 году. Что касается К. Т. Неффа, то его манера, по мнению специалистов, наиболее близка к манере художника, написавшего портрет Натальи Николаевны в бальном платье с собольей накидкой на плечах. Для окончательного решения этого вопроса необходимо иметь документальные данные. К сожалению, такие документы до сих пор не обнаружены.
К числу портретов Н. Н. Ланской конца 1840-х годов относится и малоизвестный портрет работы В. Гау. Он менее удачен, чем другие портреты Натальи Николаевны работы этого мастера акварельной живописи.
Портрет характеризует ее скорее как «добродетельную мать» многочисленного семейства. Здесь изображена не блестящая красавица, а женщина с правильными чертами лица, красивой фигурой, в изящном строгом туалете, причесанная по моде того времени — «кошельком». Сходство с портретом из альбома конногвардейского полка, однако, несомненно. Глядя на эту женщину в гладком темном платье с кружевным воротничком и красной косынкой, завязанной вокруг шеи, невольно отмечаешь обыденность ее облика, усталость и успокоенность одновременно. Портрет подписан художником и датирован 1849 годом. Он передан в Пушкинский дом в 1919 году наследниками А. П. Араповой.
В мае 1851 года Н. Н. Ланская с дочерьми и сестрой Александрой Николаевной уехала за границу для лечения на водах, а в 1852 году Н. П. Ланской зарисовал ее в профиль для альбома Александры Николаевны Гончаровой-Фризенгоф. На этом рисунке Наталья Николаевна по-прежнему красива, моложава, но черты ее лица заострены, она худощава, и, видимо, это создаст общее впечатление болезненности, усталости. Этот рисунок Ланского, почти неизвестный в нашей стране, находится в альбоме А. Н. Гончаровой-Фризенгоф (Словацкий национальный музей).
В 1855 году генерал-адъютант Ланской был назначен начальником воинского ополчения в город Вятку. Вместе с ним приехала туда и Наталья Николаевна. По дороге она простудилась, у нее распухли ноги, и для лечения был приглашен лучший вятский врач Н. В. Ионии — большой почитатель Пушкина. Его дочь Л. Н. Спасская в начале нашего века опубликовала воспоминания отца о встрече с Н. Н. Пушкиной-Ланской. Доктор увидел уже немолодую высокую женщину со слабыми следами былой красоты. Он отмечал, что в обращении Наталья Николаевна производила самое приятное впечатление сердечной, доброй и ласковой женщины и обнаружила в полной мере тот простой, милый, аристократический тон, который так ценил в ней Пушкин. В Вятке Наталья Николаевна познакомилась с молодым М. Е. Салтыковым-Щедриным, сосланным туда, по словам И. С. Тургенева, «за распространение либеральных идей». Она приняла горячее участие в судьбе писателя, окончившего, как и А. С. Пушкин, Царскосельский лицей, хлопотала об облегчении его положения и с помощью родственных связей [10] добилась желаемого — уже к концу 1855 года Михаил Евграфович был освобожден из ссылки.
В 1861 году для поправления здоровья Наталья Николаевна едет за границу; особые надежды возлагались на воды Швальбаха и на теплый климат Женевы и юга Франции. Казалось, что длительное пребывание в теплых краях принесло свои плоды. Лето 1862 года Наталья Николаевна проводит в Бродянах вместе с приехавшей туда дочерью — Натальей Александровной Дубельт. Несчастье «сбежавшей» от мужа Таши способствовало ухудшению здоровья Натальи Николаевны, а воспоминания о пережитом и встреча с Александриной — живой свидетельницей ее драмы — бередили душу. В это время, по всей вероятности, венским фотографом была сделана групповая фотография: на ней запечатлены хозяева Бродянского замка — Густав Фризенгоф и его жена Александра Николаевна, их друзья супруги Берени, Наталья Александровна Дубельт (Пушкина) и на переднем плане справа в светлом модном платье чрезвычайно худая и немного жалкая пятидесятилетняя Н. Н. Пушкина-Ланская. Красота ее, вызывавшая некогда восторженное преклонение, ушла безвозвратно. Наталья Николаевна не перестает думать о России, ее тянет домой, и в 1863 году семья Ланских возвращается обратно. Летом они живут в Ивановском — подмосковном имении, доставшемся старшему сыну Натальи Николаевны, Александру Александровичу Пушкину, в качестве приданого за женой, а к осени переезжают в Петербург. Съездив еще раз в Москву на крестины внука — тоже Александра Александровича (сына А. А. Пушкина) — и простудившись в дороге, Наталья Николаевна уже больше не могла победить болезнь и 26 ноября 1863 года «скончалась в Петербурге на Екатериненском канале у Казанского моста в доме Белгарда»— эта надпись сделана на обороте ее последней фотографии, относящейся к 1863 году, рукой А. П. Ланской-Араповой.
В последние годы Наталья Николаевна несколько раз снималась в мастерских различных фотографов; все ее фотографические портреты относятся ко второй половине 1850-х — началу 1860-х годов. Пожалуй, последний раз красота, когда-то так поразившая Пушкина при встрече с Наташей Гончаровой, блеснула на фотографии 1850-х годов: на гладко причесанных густых волосах — черная кружевная наколка; лицо, снятое в профиль, очень худощаво, но черты его правильны и красивы, поза обдуманна — правой рукой она подпирает подбородок, левая свободно лежит на складках платья; на шее — бусы, подчеркивающие изысканность туалета. Оригинал этого портрета, воспроизводившегося в русских изданиях, находится в Словакии.
На другой фотографии работы неизвестного фотографа, где Наталья Николаевна снялась в рост, она выглядит болезненно худой немолодой женщиной, ее лицо очень грустно.
Две последние фотографии сделаны в Ницце, в 1861 и 1863 годах. На обеих Наталья Николаевна — в пышном платье с многочисленными оборками, сшитом по моде начала 1860-х годов. Строго и спокойно смотрит на нас эта женщина — жена и вдова великого поэта.
Кроме альбома с рисунками Н. И. Фризенгоф и других художников у Натальи Николаевны было несколько альбомов с фотографиями ее родных и знакомых (1850-е — начало 1860-х годов). В одном из таких альбомов и помещена последняя фотография Натальи Николаевны: она сидит около маленького столика с раскрытой книгой на коленях. На первом листе этого альбома надпись рукою А. П. Араповой: «Альбом принадлежит Наталье Николаевне Ланской-Пушкиной и содержит фотографии лиц, одновременно бывших с ней в Ницце в 1863 г. и соседей венгерцев по имению сестры ее Александры Николаевны Фризенгоф».
Похоронена Наталья Николаевна в Петербурге, в Александро-Невской лавре.
Из личных вещей Н. Н. Пушкиной, кроме упоминавшегося кольца с бирюзой, подаренного ей поэтом, и деревянной лакированной шкатулки для письменных принадлежностей, сохранился хрустальный флакончик для духов и металлический ажурный держатель для букета — porte-bouquet — безделушка, напоминающая о раутах и балах, на которых блистала Наталья Николаевна Пушкина. Обе вещи стоят теперь на туалете в спальне последней квартиры А. С. Пушкина.
В 1961 году праправнук Пушкина Г. М. Воронцов-Вельяминов передал в Пушкинский дом личную печатку своей прабабушки — ею она запечатывала письма; на печатке — первые буквы ее имени и фамилии: «N. Р.». Эта вещь в настоящее время лежит на полочке изящного дамского бюро, стоящего также в спальне музея-квартиры поэта на Мойке, 12.
У потомков Пушкина хранился и коралловый браслет Натальи Николаевны; он составлен из резных сегментов, представляющих бога плодородия с ветвями винограда, спускающимися с его головы, рогов изобилия, поддерживаемых нимфами, и цветка, соединяющего браслет воедино. Эту красивую вещь, олицетворяющую по своей символике семейное счастье и плодородие, подарил своей невестке Сергей Львович Пушкин. После смерти Натальи Николаевны браслет находился у ее старшей дочери — М. А. Пушкиной-Гартунг, которая передала его затем своей племяннице — Анне Александровне Пушкиной. Впоследствии браслет перешел к правнучке Пушкиной Наталье Сергеевне Шепелевой; ныне он хранится во Всесоюзном музее А. С. Пушкина.