Стихи на английском языке А.С. Пушкин
Стихи на английском языке А.С. Пушкин (с переводом). Изучаем английский язык.
* * *
Если жизнь тебя обманет,
Не печалься, не сердись!
В день уныния смирись:
День веселья, верь, настанет.
Сердце в будущем живет;
Настоящее уныло:
Все мгновенно, все пройдет;
Что пройдет, то будет мило.
1825
* * *
Should this life sometime deceive you,
Don’t be sad or mad at it!
On a gloomy day, submit:
Trust — fair day will come, why grieve you?
Heart lives in the future, so
What if gloom pervade the present?
All is fleeting, all will go;
What is gone will then be pleasant.
* * *
Я пережил свои желанья,
Я разлюбил свои мечты;
Остались мне одни страданья,
Плоды сердечно пустоты.
Под бурями судьбы жестокой
Увял цветущий мой венец —
Живу печальный, одинокий,
И жду: придет ли мой конец?
Так, поздним хладом пораженный,
Как бури слышен зимний свист,
Один — на ветке обнаженной
Трепещет запоздалый лист.
I have endured my desire,
I’ve ceased to love my fairy dreams,
And only fruit of hearty fire —
My sufferings have stayed, it seems.
And under storms of cruel kismet
My blooming spirit quickly died,
I waited for the end, I missed it.
I’m feeling loneliness inside.
So that enveloped by the blow
Of cold wind and stormy flaws
A leaf which is belated, sole,
Vibrates on bare branch in pause..
Я вас любил
Я вас любил: любовь еще, быть может,
В душе моей угасла не совсем;
Но пусть она вас больше не тревожит;
Я не хочу печалить вас ничем.
Я вас любил безмолвно, безнадежно,
То робостью, то ревностью томим;
Я вас любил так искренно, так нежно,
Как дай вам бог любимой быть другим.
1829
I loved you
I loved you, and that love, to die refusing,
May still — who knows! — be smouldering in my breast
Pray be not pained — believe me, of my choosing
I’d never have you troubled or distressed.
I loved you mutely, hopelessly and truly,
With shy yet fervent tenderness aglow;
Mine was a jealous passion and unruly…
May God grant that another’ll love you so!
Пророк
Духовной жаждою томим,
В пустыне мрачной я влачился, —
И шестикрылый серафим
На перепутье мне явился.
Перстами легкими как сон
Моих зениц коснулся он.
Отверзлись вещие зеницы,
Как у испуганной орлицы.
Моих ушей коснулся он, —
И их наполнил шум и звон:
И внял я неба содроганье,
И горний ангелов полет,
И гад морских подводный ход,
И дольней лозы прозябанье.
И он к устам моим приник,
И вырвал грешный мой язык,
И празднословный и лукавый,
И жало мудрыя змеи
В уста замершие мои
Вложил десницею кровавой.
И он мне грудь рассек мечом,
И сердце трепетное вынул,
И угль, пылающий огнем,
Во грудь отверстую водвинул.
Как труп в пустыне я лежал,
И бога глас ко мне воззвал:
«Восстань, пророк, и виждь, и внемли,
Исполнись волею моей,
И, обходя моря и земли,
Глаголом жги сердца людей».
The Prophet
My lonely heart athirst, I trod
A barren waste when, so ’twas fated,
A winged seraph ‘fore me stood:
Where crossed the desert roads he waited.
Upon my orbs of sightless clay
His fingers lightly he did lay.
And like a startled eagle round me
I gazed and saw the earth surrounded,
Hemmed in by sky… He touched my ear,
Then t’other, and, most marked and clear,
There came to me the gentle flutter
Of angels’ wings, I heard the vine
Push through the earth and skyward climb,
The deep-sea monsters in the water
Like tiny fishes glide… And o’er
Me calm he bent and out he tore
My sinful tongue… Not once withdrawing
His gaze from mine, he pushed, unseen,
A serpent’s deadly sting between
My ice-cold lips… Then, swiftly drawing
His shining sword, he clove my breast,
Plucked out my quivering heart, and, sombre
And grim of aspect, coolly thrust
Into the gaping hole an ember
That ran with flame… I lay there, dead,
And God, God spake, and this He said:
«Arise, O sage! My summons hearing,
Do as I bid, by naught deterred;
Stride o’er the earth, a prophet, searing
The hearts of men with righteous word.»
Translated by I.Zheleznova
Признание
Я вас люблю, — хоть я бешусь,
Хоть это труд и стыд напрасный,
И в этой глупости несчастной
У ваших ног я признаюсь!
Мне не к лицу и не по летам…
Пора, пора мне быть умней!
Но узнаю по всем приметам
Болезнь любви в душе моей:
Без вас мне скучно, — я зеваю;
При вас мне грустно, — я терплю;
И, мочи нет, сказать желаю,
Мой ангел, как я вас люблю!
Когда я слышу из гостиной
Ваш легкий шаг, иль платья шум,
Иль голос девственный, невинный,
Я вдруг теряю весь свой ум.
Вы улыбнетесь, — мне отрада;
Вы отвернетесь, — мне тоска;
За день мучения — награда
Мне ваша бледная рука.
Когда за пяльцами прилежно
Сидите вы, склонясь небрежно,
Глаза и кудри опустя, —
Я в умиленье, молча, нежно
Любуюсь вами, как дитя.
Сказать ли вам мое несчастье,
Мою ревнивую печаль,
Когда гулять, порой, в ненастье,
Вы собираетеся вдаль?
И ваши слезы в одиночку,
И речи в уголку вдвоем,
И путешествия в Опочку,
И фортепьяно вечерком.
Алина! сжальтесь надо мною.
Не смею требовать любви.
Быть может, за грехи мои,
Мой ангел, я любви не стою!
Но притворитесь! Этот взгляд
Все может выразить так чудно!
Ах, обмануть меня не трудно.
Я сам обманываться рад!
1828
Confession
I love you, though I rage at it,
Though it is shame and toil misguided,
And to my folly self-derided
Here at your feet I will admit!
It ill befits my years, my station,
Good sense has long been overdue!
And yet, by every indication
Love’s plague has stricken me anew:
You’re out of sight — I fall to yawning;
You’re here — I suffer and feel blue,
And barely keep myself from owning,
Dear elf, how much I care for you!
Why, when your guileless girlish chatter
Drifts from next door your airy tread,
Your rustling dress, my senses scatter
And I completely lose my head.
You smile — I flush with exultation;
You turn away- I’m plunged in gloom,
Your pallid hand is compensation
For a whole day of fancied doom.
When to the frame with artless motion
You bend to cross-stitch, all devotion,
Your eyes and ringlets down-beguiled,
My heart goes out in mute emotion,
Rejoicing in you like a child!
Dare I confess to you my sighing,
How jealously I chafe and balk
When you set forth, defying
Bad weather, on a lengthy walk?
And then your solitary crying,
Those twosome whispers out of sight,
Your carriage to Opochka plying,
And the piano late at night…
Aline! I ask but to be pitied,
I do not dare to plead for love;
Love, for the sins I have committed,
I am perhaps unworthy of.
But make believe! Your gaze, dear elf,
Is fit to conjure with, believe me!
Ah, it is easy to deceive me!…
I long to be deceived myself!.
Сижу за решеткой в темнице сырой.
Вскормленный в неволе орел молодой,
Мой грустный товарищ, махая крылом,
Кровавую пищу клюет под окном,
Клюет, и бросает, и смотрит в окно,
Как будто со мною задумал одно.
Зовет меня взглядом и криком своим
И вымолвить хочет: «Давай улетим!
Мы вольные птицы; пора, брат, пора!
Туда, где за тучей белеет гора,
Туда, где синеют морские края,
Туда, где гуляем лишь ветер… да я. »
1822
The Captive
A captive, alone in a dungeon I dwell,
Entombed in the stillness and murk of a cell.
Outside, in the courtyard, in wild, frenzied play,
My comrade, an eagle, has punced on his prey.
Then, leaving it, at me he looks as if he
In thought and in purpose at one were with me.
He looks at me so, and he utters a cry.
«‘Tis time,» he is saying, «from here let us fly!
«We’re both wed to freedom, so let us away
To where lonely storm clouds courageously stray,
Where turbulent seas rsh to merge with the sky,
Where only the winds dare to venture and I. »
Красавица
Все в ней гармония, все диво,
Все выше мира и страстей;
Она покоится стыдливо
В красе торжественной своей;
Она кругом себя взирает:
Ей нет соперниц, нет подруг;
Красавиц наших бледный круг
В ее сиянье исчезает.
Куда бы ты ни поспешал,
Хоть на любовное свиданье,
Какое б в сердце ни питал
Ты сокровенное мечтанье, —
Но встретясь с ней, смущенный, ты
Вдруг остановишься невольно,
Благоговея богомольно
Перед святыней красоты.
1832
In a Beauty’s Album
All harmony, all wondrous fairness,
Aloof from passions and the world,
She rests with tranquil unawareness
In her triumphant beauty furled.
When, all about her, eyes hold muster,
Nor friends, nor rivals can be found,
Our other beauties’ pallid round
Extinguished wholly by her luster.
And were you bound I know not where,
Be it to love’s embraces bidden,
Or what choice vision you may bear
In heart’s most private chamber hidden,-
Yet, meeting her, you will delay,
Struck by besmusement in mid-motion,
And pause in worshipful devotion
At beauty’s sacred shrine to pray.
Птичка
В чужбине свято наблюдаю
Родной обычай старины:
На волю птичку выпускаю
При светлом празднике весны.
Я стал доступен утешенью;
За что на бога мне роптать,
Когда хоть одному творенью
Я мог свободу даровать!
1823
A little bird
In alien lands devoutly clinging
To age-old rites of Russian earth,
I let a captive bird go winging
To greet the radiant spring’s rebirth.
My heart grew lighter then: why mutter
Against God’s providence, and rage,
When I was free to set aflutter
But one poor captive from his cage!
Зимний вечер
Буря мглою небо кроет,
Вихри снежные крутя;
То, как зверь она завоет,
То заплачет как дитя,
То по кровле обветшалой
Вдруг соломой зашумит,
То, как путник запоздалый,
К нам в окошко постучит.
Наша ветхая лачужка
И печальна и темна.
Что же ты, моя старушка,
Приумолкла у окна?
Или бури завыванием
Ты мой друг утомлена,
Или дремлешь под жужжанием
Своего веретена?
Выпьем, добрая подружка
Бедной юности моей,
Выпьем с горя; где же кружка?
Сердцу будет веселей.
Спой мне песню, как синица
Тихо за морем жила;
Спой мне песню, как девица
За водой поутру шла.
Буря мглою небо кроет,
Вихри снежные крутя;
То, как зверь она завоет,
То заплачет как дитя.
Выпьем, добрая подружка
Бедной юности моей,
Выпьем с горя; где же кружка ?
Сердцу будет веселей.
1825
Winter evening
Storm has set the heavens scowling,
Whirling gusty blizzards wild,
Now they are like beasts a-growling,
Now a-wailing like a child;
Now along the brittle thatches
They will scud with rustling sound,
Now against the window latches
Like belated wanderers pound.
Our frail hut is glum and sullen,
Dim with twilight and with care.
Why, dear granny, have you fallen
Silent by the window there?
Has the gale’s insistent prodding
Made your drowsing senses numb,
Are you lulled to gentle nodding
By the whirling spindle’s hum?
Let us drink for grief, let’s drown it,
Comrade of my wretched youth,
Where’s the jar? Pour out and down it,
Wine will make us less uncouth.
Sing me of the tomtit hatching
Safe beyond the ocean blue,
Sing about the maiden fetching
Water at the morning dew.
Storm has set the heavens scowling,
Whirling gusty blizzards wild,
Now they sound like beasts a-growling,
Now a-wailing like a child.
Let us drink for grief, let’s drown it,
Comrade of my wretched youth,
Where’s the jar? Pour out and down it,
Wine will make us less uncouth.
Зимнее утро
Мороз и солнце; день чудесный!
Еще ты дремлешь, друг прелестный —
Пора, красавица, проснись:
Открой сомкнуты негой взоры
Навстречу северной Авроры,
Звездою севера явись!
Вечор, ты помнишь, вьюга злилась,
На мутном небе мгла носилась;
Луна, как бледное пятно,
Сквозь тучи мрачные желтела,
И ты печальная сидела —
А нынче… погляди в окно:
Под голубыми небесами
Великолепными коврами,
Блестя на солнце, снег лежит;
Прозрачный лес один чернеет,
И ель сквозь иней зеленеет,
И речка подо льдом блестит.
Вся комната янтарным блеском
Озарена. Веселым треском
Трещит затопленная печь.
Приятно думать у лежанки.
Но знаешь: не велеть ли в санки
Кобылку бурую запречь?
Скользя по утреннему снегу,
Друг милый, предадимся бегу
Нетерпеливого коня
И навестим поля пустые,
Леса, недавно столь густые,
И берег, милый для меня.
Winter morning
Cold frost and sunshine: day of wonder!
But you, my friend, are still in slumber-
Wake up, my beauty, time belies:
You dormant eyes, I beg you, broaden
Toward the northerly Aurora,
As though a northern star arise!
Recall last night, the snow was whirling,
Across the sky, the haze was twirling,
The moon, as though a pale dye,
Emerged with yellow through faint clouds.
And there you sat, immersed in doubts,
And now, — just take a look outside:
The snow below the bluish skies,
Like a majestic carpet lies,
And in the light of day it shimmers.
The woods are dusky. Through the frost
The greenish fir-trees are exposed;
And under ice, a river glitters.
The room is lit with amber light.
And bursting, popping in delight
Hot stove still rattles in a fray.
While it is nice to hear its clatter,
Perhaps, we should command to saddle
A fervent mare into the sleight?
And sliding on the morning snow
Dear friend, we’ll let our worries go,
And with the zealous mare we’ll flee.
We’ll visit empty ranges, thence,
The woods, which used to be so dense
And then the shore, so dear to me.