Влияние лирики Дж.Г.Байрона на творчество А.С.Пушкина
Основная цель и задачи работы
Основная цель работы состоит в том, чтобы рассмотреть вопрос о влиянии лирики Д.Г.Байрона на творчество А.С.Пушкина.
Для достижения указанной цели поставлены следующие задачи:
познакомиться с произведениями А.С.Пушкина и Д.Г. Байрона,
изучить научные работы, написанные по данной теме,
проанализировать влияние свободолюбивых взглядов Д.Г.Байрона на литературное творчество А.С.Пушкина
Когда мы говорим об Александре Сергеевиче Пушкине и о Джордже Гордоне Байроне, то речь идет, несомненно, о романтизме в литературе вообще и о теме свободы в частности в лирике этих двух великих личностей своей эпохи. Именно английский романтик Байрон воодушевил многих своих последователей идеями свободы, среди которых одними из первых были русские романтики – декабристы. Тема свободы занимала первостепенное место в романтической поэзии Пушкина. 1820-1822 годы в творчестве поэта – расцвет романтизма. Это время, когда Пушкин ощутил себя изгнанником. В художественной системе романтизма свободная личность героя занимает ключевое место. Надо сказать, что свободолюбивые мотивы поэзии Пушкина легко обнаружить и до 1820 года, они свойственны и реалистическому, зрелому периоду его творчества. Пушкин недаром, подводя итог своему творческому пути, считал самой большой своей заслугой то, что он в «жестокий век восславил свободу…». И все-таки у нас есть основания говорить об особо важном месте и особенном характере темы свободы именно в романтической поэзии Пушкина периода 1820-1824 годов. Этот период творчества Пушкина и является предметом нашего изучения. И прежде всего мы остановимся на творчестве основоположника романтической поэзии – Д.Г.Байрона, рассмотрим вопрос романтизма как направления мировой литературы, а затем перейдем к изучению влияния романтической поэзии Д.Г.Байрона на творчество А.С.Пушкина.
Джордж Ноэл Гордон Байрон и его лирика
До Байрона не было поэта, который с таким же правом мог бы притязать на роль кумира своего поколения, и не только в Англии. Стихами Байрона зачитывались, а самому ему (вернее, тому лирическому герою, в котором видели автопортрет поэта) откровенно подражали. Когда Байрон погиб, его смерть оплакивала вся мыслящая Европа. Его творчество представляет собой одно из самых значительных явлений в истории мировой литературной и общественной мысли. В его поэтических произведениях воплотились наиболее острые, жизненно актуальные проблемы его эпохи. Огромная художественная ценность наследия Байрона неотделима от его исторического значения. Его поэзия, явившаяся откликом на революционные потрясения конца XVIII – начала XIX века, отразила общую позицию европейского романтизма как особого направления духовной жизни эпохи.
Байрон был привержен просветительским идеалам и эстетике классицизма, однако он является поэтом-романтиком. Преклонение перед разумом сопровождается мыслью о неразумности современной действительности. Признание классицистической строгости и ясности сочетается с изображением сложных и неясных чувств, окрашенных мрачным настроением. Действительность испытывается не только разумом, но и романтической иронией. Идеи просветителей выступают в творчестве Байрона в новом, трансформированном виде. У поэта уже нет оптимистической веры во всесилие разума.
Главной мечтой его была мечта о свободе человечества. Однако идеал свободы у Байрона лишен социальной конкретности, поэтому стремление к свободе у него индивидуалистично. Свободу Байрон видит либо в борьбе, ведущей к разрыву с обществом, либо в эпикуреизме.
Личность Байрона весьма противоречива. В его сознании и творчестве борются различные начала - стремление к борьбе за освобождение народов от тирании и индивидуалистические настроения; устремленность вперед, в будущее и «мировая скорбь». Веря в то, что в будущем свобода восторжествует, поэт, тем не менее, не может отрешиться от скепсиса и пессимизма.
Тяжёлое детство поэта повлияло на его характер и мироощущение. Ранимость, надменность, служившая формой самозащиты, тоска – качества, определяющие для личности Байрона, – нередко задают главную тональность его поэзии.
Прежде считалось немыслимым с подобной откровенностью говорить в стихотворении о любви и ненависти, озарениях и очарованиях, муках и ярости, скрупулезно воссоздавая прихотливые порывы души и делая это так, что хроника сердечных смут одновременно оказывалась хроникой века. До романтиков в поэзии преобладали обобщенность и почти неизбежная условность чувства. Байрон первым превратил лирику в исповедь и в дневник.
До Байрона господствующим жанром в области поэзии была эпическая поэма; новый шаг Байрона в литературе заключается в том, что он создал поэму лирическую, которая затем широко распространилась по всем европейским литературам XIX века. Также появляется такой термин, как байронизм (так стали называть подобное умонастроение ещё при жизни поэта). Его суть афористично определил А. С. Пушкин: «преждевременная старость души» как драма времени. Всего выразительнее она описана в поэме «Паломничество Чайльд-Гарольда». В ней предстаёт новый тип героя, на котором лежит мета времени. Он томим «мировой скорбью», потому что нигде не нашёл пристанища для изверившейся души. Скепсис, эгоистическое своеволие, несчастный жребий человека, неспособного обрести призвание, а от того страдающего глубоко и безысходно, - вот та «болезнь ума и сердца роковая», которую первым распознал Байрон. Тот же самый человеческий тип был обрисован в других поэмах поэта, созданных в пору высшего расцвета его славы.
Байрон – выдающийся представитель прогрессивного романтизма. Лиризм, скепсис, скорбь, «угрюмый холод» переплелись в его поэзии, создавая неповторимую тональность, которая захватывала и покоряла буквально всех. Через много лет после его гибели Байрона Жуковский дал замечательную и точную характеристику поэта: «Дух высокий, могучий, но дух отрицания, гордости и презрения Байрона сколь ни тревожит ум, ни повергает в безнадёжность сердце, ни волнует чувственность, его гений имеет высокость необычайную»*.
Определяя место Байрона в мировой литературе, Белинский указывал, что «всякий великий поэт потому велик, что корни его страдания и блаженства глубоко вросли в почву общественности и истории, что он, следовательно, есть орган и представитель общества, времени, человечества»**.
Гуревич А.М. Романтизм в русской литературе.- М. Просвещение 1980.- с. 52
Романтизм как направление в мировой литературе.
Исторические предпосылки его появления.
XIX век стал для человечества временем значительных общественных потрясений. Это была эпоха распада феодально-средневекового мира и возникновения на его обломках капиталистического строя. Волна буржуазных революций прокатилась по Европе и не оправдала возлагавшихся на неё надежд, не разрешила основных общественных противоречий, не принесла людям свободы и справедливости, не привела к построению на земле «царства разума», которое предсказывали столь популярные в XVIII веке философы-просветители. Возникшее в результате революций буржуазное общество выглядело немногим привлекательнее старого – феодального. Основано оно было на власти денег, на расчёте и корысти, и оказалось, по выражению Ф. Энгельса, «Злой, вызывающей горькое разочарование карикатурой на блестящие обещания просветителей».
Человечество подчиняет себе природу, человек становится рабом других людей, либо же рабом своей собственной подлости». Вера во всемогущество человеческого разума оказалась теперь подорванной. Мыслящим людям нового столетия дальнейшие пути общественного развития представлялись крайне неопределенными и туманными. И тем не менее они понимали: остановить начавшееся обновление жизни уже невозможно.
В этих сложных условиях, в вихре новых идей, в столкновении противоречивых настроений, в стремлении образовать новый мир, возникает художественное направление, получившее наименование романтизма. Романтизм - одно из ведущих направлений в искусстве начала XIX века, появившееся на смену классицизму и просветительскому реализму. Романтизм, возникший первоначально в Германии и чуть позднее в Англии, получил затем широкое распространение едва ли не во всех европейских странах и оказал влияние на мировую культуру. Он выдвинул множество поэтов и прозаиков, художников и скульпторов, актеров и музыкантов. Писателей-романтиков, отличает невиданная ранее интенсивность и острота переживаний, стремление к свободе человеческого духа.
Характерной чертой романтизма является крайняя неудовлетворенность действительностью, подчас полное разочарование в ней, глубокое сомнение в том, что жизнь общества в целом и даже жизнь отдельной личности может быть построена на началах добра, разума и справедливости. Одной из главных тем романтического искусства и романтической литературы стало обличение буржуазного общества в отсутствии духовности и возвышении материального мира над духовным. Также получила широкое распространение тема противопоставления «гения», человека исключительного, сильной личности, не понятой обществом, и «толпы».
Свою цель романтики видели в том, чтобы вырвать читателя из тесного и ограниченного житейского мирка, увлечь его как можно дальше от прозаической повседневности. Они хотели бы вознестись вместе с ним в заоблачные выси идеала. Романтическая личность «живёт не в обыденности, но создает свой собственный, выдуманный мир, построенный по собственным законам», - писал один из представителей немецкого романтизма Фридрих Шлегель.
В творчестве других писателей романтического направления преобладали настроения борьбы и протеста против царящего в мире зла. Отстаивая право человеческой личности на свободу и независимость, они горячо выступали против деспотизма и социальной несправедливости.
Романтиков страстно влекли к себе народные предания, фольклор. Их манили дальние страны и минувшие исторические эпохи, жизнь племён и народов, ещё не тронутых европейской цивилизацией. В романтических произведениях присутствует мир народных поверий и легенд, а иногда в них действуют чудесные силы, явь причудливо переплетается с мечтой и сном.
Влюбленные в природу, романтики проникновенно изображали её жизнь. Они нашли невиданные ранее художественные средства, новые звуки и краски, чтобы передать красоту и величие этой вольной стихии.
Романтический герой всегда в конфликте с обществом. Он – изгнанник, скиталец, странник. Одинокий, разочарованный, он нередко бросает вызов несправедливым общественным порядкам, устоявшимся правилам жизни. Например, байроновскому Чайльд Гарольду вдруг «показалось мерзким все кругом: тюрьмою – родина, могилой – отчий дом»*.
Романтики видоизменили и обновили старые жанры, создали новые – такие, как исторический роман, лироэпическая поэма, фантастическая повесть-сказка. Они открыли бесценные сокровища народного искусства, сблизили литературу с фольклором. Они решительно изменили представления о драматическом искусстве, необычайно расширили возможности поэзии, проложили новые пути в лирике.
В творчестве писателей-романтиков, живших в разных странах и даже в разное время, можно обнаружить немало сходного. Но между ними существуют и серьёзные различия, порождённые своеобразием культур и традиций в разных странах, и, безусловно, индивидуальностью личностей писателей.
* Дж.Г.Байрон Паломничество Чайльд-Гарольда.- М. Просвещение, 1984 – с. 153
Творчество Д.Г.Байрона и русская литература. Знакомство А.С.Пушкина с творчеством Д.Г.Байрона
Сведения о Байроне начали проникать в Россию вскоре после выхода I–II песней «Чайльд-Гарольда» и трех «восточных» поэм («Гяур», «Абидосская невеста», «Корсар»). Уже в письме С.С. Уварова к В.А. Жуковскому от 20 декабря 1814 говорилось, что поэтов «теперь у англичан только два: Walter Scott и Lord Byron»*. Широкое знакомство в России с поэзией Байрона началось через посредство французских переводов, публиковавшихся в 1817–1819 в женевском журнале «Bibliothèque universelle». Особо важную роль в приобщении русских читателей к творчеству Байрона играло предпринятое французским литератором Амедеем Пишо (1796–1877) многотомное собрание прозаических переводов.
В 1819 близкие и хорошие знакомые Пушкина: Жуковский, А. И. Тургенев, П. А. Вяземский, Козлов, возможно, К. Н. Батюшков — все с упоением читают Байрона и обмениваются восторженными впечатлениями. С этого же времени в русской печати начинается поток переводов из Байрона, суждений и отзывов иностранных и отечественных авторов о его произведениях и о нем как поэте и как человеке, заметок биографического содержания из европейской прессы.
«Байрон, — писал один из рецензентов «Полтавы», — чувствуя потребность своего века, заговорил языком, близким к сердцу сынов девятнадцатого столетия и представил образцы и характеры, которых жаждала душа, принимавшая участие в ужасных переворотах, потрясших человечество в последнее время. Байрон сделался представителем духа нашего времени. Постигая совершенно потребности своих современников, он создал новый язык для выражения новых форм».
Свои мысли, чаяния и настроения русские читатели Байрона находили и в разочарованном, бежавшем от «цивилизованного» общества на окраины Европы Чайльд-Гарольде, и в романтическом герое-индивидуалисте «восточных» поэм, терзаемом тоскою, мизантропией и бурными, «роковыми» страстями, бунтаре, находящемся в конфликте с обществом, преступнике с точки зрения господствующей морали и закона. Сочувствие и сильнейшее сопереживание, в первую очередь, естественно, у декабристов, вызывала байроновская поэтизация национально-освободительной борьбы в Испании, Италии, Греции, его гражданская лирика. Воздействовал Байрон и личным участием в движении итальянских карбонариев, а затем в национально-освободительной борьбе Греции, где он нашел смерть, единодушно признанную героической и прославляемую во всех русских стихотворениях, написанных на кончину поэта (А.С.Пушкин,
В. К. Кюхельбекер, К. Ф. Рылеев, П.А.Вяземский, И.И.Козлов, Д.В.Веневитинов и др.). В художественной манере Байрона, нарушавшей все классические каноны жанра поэмы, русские поэты увидели путь к освобождению от приевшихся литературных шаблонов, новаторскую форму, прекрасно подходившую для выражения мыслей, чувств, мироощущения человека XIX в. к чему обветшалые старые литературные формы признавались уже неспособными.
* Жирмунский В.М. Байрон и Пушкин: Пушкин и западные литературы.- Л. Наука, 1978.- с. 89
Условия для того, чтобы байроновская поэзия нашла у Пушкина отзвук, возникли уже в ссылке, когда он, вырванный из привычного круга общения и остро переживавший «измену» якобы легко с ним расставшихся и сразу его забывших друзей, испытал разочарование в радостях и ценностях столичной жизни, а принудительный отъезд из Петербурга трансформировался в его сознании в им самим желанное добровольное изгнанничество. На этой почве актуализировались уже присутствовавшие в элегической лирике Пушкина (1816) меланхолические мотивы и создался эмоциональный настрой, отзывчивый к духовному миру байронического героя. Впечатления от живописных российских окраин (Кавказ, Крым, Молдавия) и их народов оживили для Пушкина и приблизили к нему экзотический Восток байроновских поэм.
Именно на юге, в период расцвета романтизма в поэзии Пушкина, свобода становится едва ли не основной темой его творчества. Но теперь на первый план выходит идея свободы отдельной романтической личности, а не гражданская или политическая свобода, необходимая всему обществу. Причиной тому служит разочарование в своих прежних идеалах и главное – неверие в возможность их осуществления.
Вольнолюбивые мотивы теперь становятся у Пушкина романтической мечтой о воле, стремлением вырваться из тюрьмы – ведь он сам ощущает себя изгнанником, узником. В стихотворении «Узник» поэт сравнивает себя с «вольной птицей», молодым орлом, который сидит за решеткой и мечтает вырваться на свободу, улететь.
Туда, где за тучей белеет гора,
Туда, где синеют морские края,
Туда, где гуляем лишь ветер … да я. *
Так поэт находит романтические символы свободы: то придает ей вид орла, то растворяет ее в «свободной стихии» или среди пейзажей Кавказа. Так или иначе, узник – это он сам.
Во время трехнедельного пребывания в Гурзуфе весной 1820 года Пушкин имел возможность ознакомиться с некоторыми произведениями Байрона при помощи Елены Раевской и ее брата Николая Николаевича Раевского, владевших английским языком. Всего вероятнее, они читали отрывки из «Чайльд-Гарольда» и, видимо, целиком некоторые поэмы «восточного цикла»: «Гяур», «Корсар», возможно, и другие. Затем в Одессе Пушкин читал Байрона по-французски из воронцовской библиотеки. Это и определило влияние «восточных» поэм Байрона на южные поэмы Пушкина, особенно на «Бахчисарайский фонтан». Сам Пушкин признавался в письмах к друзьям: «Бахчисарайский фонтан» слабее «Пленника» и, как он, отзывается чтением Байрона, от которого я тогда с ума сходил»**.
А. Н. Вульф вспоминал, что Пушкин «в те годы, когда жил здесь, в деревне. решительно был помешан на Байроне» и «его изучал самым старательным образом»***. Это свидетельство подтверждается настойчивыми просьбами Пушкина брату (письма от 1-й половины ноября 1824, конца января – 1-й половины февраля, 14 марта, 22 и 23 апреля, 1-й половины мая 1825) прислать ему «Conversations de
* Пушкин А.С. Сочинения в трёх томах. Том 1. – М. Художественная литература, 1985 – с. 288
** Жирмунский В.М. Байрон и Пушкин: Пушкин и западные литературы. – Л. Наука, 1978. – с. 215
*** Лотман Ю.М. Пушкин. – Санкт-Петербург. Искусство-СПб, 2009 – с. 48
Byron» («Разговоры Байрона»), продолжение «Дон Жуана» с VI песни, «Последнюю песнь Паломничества Чайльд-Гарольда» («Le dernier chant du Pè-lerinage d’Harold», 1825).
Общее представление о «байронической» поэзии и ее творце, сформировавшееся у Пушкина в начале и в пик увлечения ею, сохранялось и тогда, когда его собственные опыты в этом роде были уже в прошлом. О впечатлении, которое производил «звук лиры Байрона» при первом ее появлении, Пушкин вспоминал много позднее в стихотворении «К вельможе» (1830), причем для передачи этого раннего восприятия он перебрал несколько вариантов, каждый из которых выражал какой-нибудь отдельный нюанс («бряцанье гордой лиры Гром лиры Байрона», «звук новой гордой лиры», «внезапный голос лиры», «звук новой, дивной лиры»).
В «Паломничестве Чайльд-Гарольда» Пушкин выделял III и IV песни, отмечая в них «глубокомыслие и высоту парения истинно лирического», а во всей поэме — «высшую смелость: смелость изобретения, создания, где план обширный объемлется творческою мыслию»*.
Новизна поэм Байрона, разрушивших все каноны эпического жанра, заключалась для Пушкина, как и для его современников, не только в их герое, «мрачном, ненавистном, мучительном характере», но в огромной мере в их форме, прежде всего в их композиции, главная особенность которой определялась, как понимал Пушкин, тем, что Байрон «мало заботился о планах своих произведений, или даже вовсе не думал о них» и «несколько сцен, слабо между собою связанных, были ему достаточны для этой бездны мыслей, чувств и картин.
Сильное впечатление, полученное Пушкиным от «очаровательной, глубокой поэзии Байрона» подвигло Пушкина к собственным опытам в подобном роде, которыми стали так называемые «южные» поэмы (1820–1824): «Кавказский пленник», набросок «Вадим», «Братья разбойники», «Бахчисарайский фонтан», «Цыганы». Разрабатывая новый для себя и русской литературы жанр романтической поэмы, Пушкин следует своему образцу в выборе эффектной фабулы и героя, сходного определенными чертами с байроническим, сосредоточивается, по примеру Байрона, на изображении внутреннего мира персонажей, их чувств и страстей, заимствует ряд тем и мотивов, повторяет некоторые сюжетные коллизии, ситуативные положения, позы и жесты действующих лиц. В разной мере использованы в «южных» поэмах композиционные приемы Байрона: фрагментарность повествования, образуемая выделением «вершинных», кульминационных эпизодов, моментов высшего драматического напряжения, с опущением промежуточного действия и событий; неясность, недосказанность биографии героя, необъясненность важных моментов действия, повествовательная недоговоренность и проистекающая из них таинственность.
Но все меняется, и вот уже вслед за Южной ссылкой приходит ссылка в Михайловское, а романтические пейзажи сменяет реалистическое описание красоты природы среднерусской полосы. Не мог не измениться при этом и пушкинский идеал свободы, что находит отражение в его дальнейшем творчестве.
В Михайловском Пушкин перерастает романтизм, а со смертью Байрона в 1824 году решает, что для него романтизм мертв. Венчающим южную ссылку и романтический период творчества является стихотворение «К морю» 1824 года. Прощаясь с югом, морем и романтизмом, автор вспоминает двух романтических гениев – Байрона и Наполеона. Именно поэтому, помимо основной темы стихотворения – свободы в ее романтическом понимании, – важное место здесь занимает тема времени и памяти:
* Благой Д.Д. Душа в заветной лире.- М. Советский писатель, 1979.- с. 68
Прощай же море! Не забуду
Твоей торжественной красы
* Пушкин А.С. Сочинения в трёх томах. Том 1.- М. Художественная литература, 1985. – с. 316
** Пушкин А.С. Поэмы.- М. Художественная литература, 1982.- с. 183
Художественное своеобразие и особенности изображения
«байронических героев» А.С.Пушкина и Д.Г.Байрона
C появлением поэмы «Паломничество Чайльд Гарольда» в широкое употребление вошло понятие «байронический герой». Это художественное открытие поэта, которое он сделал в наблюдениях над самим собой и над своим поколением. Герой разочарован в ценностях мира, его не радует ни богатство, ни развлечения, ни слава. Основное душевное состояние – скука. Он недоволен окружающей действительностью, не может найти в ней места. Его душа протестует против неволи, духовной низости, ограниченного существования.
Исследователи литературного наследия А.С.Пушкина называют «байроническими» героев «южных поэм» поэта, похожих на скитальца Чайльд Гарольда или Гяура и др. а также особенную роль отводят Евгению Онегину.
Кавказский пленник и Гяур
«Кавказский пленник» - первая из «южных поэм» Александра Сергеевича Пушкина, написанная в 1820-1821 гг. во время южной ссылки. Впервые Пушкин изображает романтического героя-современника. Поэма получила огромную популярность, в том числе вызвала много подражаний. Значительное влияние на создание «Кавказского пленника» оказали поэмы Байрона - «Гяур», «Дон Жуан», «Абидосская невеста».
"Кавказский пленник" посвящен Н. Н. Раевскому (сыну героя Отечественной войны 1812 г.), близкому другу молодого поэта, поддержавшему его во время тяжелых событий весны 1820 г. предшествовавших ссылке на юг. "Ты знаешь нашу тесную связь, - писал Пушкин о Н. Раевском своему брату, - и важные услуги, для меня вечно незабвенные. "* (письмо от 24 сентября 1820 г.)
Проанализировав "южную поэму" А.С. Пушкина "Кавказский пленник" и "восточную поэму" Дж. Байрона "Гяур", которые составляют один из самых важных этапов творчества поэтов, можно прийти к выводу, что данные поэмы близки по своему художественному своеобразию. Они повторяют одну и ту же сюжетную схему. В поэмах три действующих лица: герой, который стоит в центре действия, и все события определяются его переживаниями и поступками; героиня и антагонист. За счет отрывочности повествования в поэмах многое остается неясным и недосказанным. Данные произведения раскрывают душевный мир героев. Кавказский пленник и Гяур во многом схожи. Оба они разочарованные, «с увядшим сердцем»; они не связаны с какими-либо общественными силами, являются носителями абстрактной идеи свободы, протеста, противостоят окружающему их миру, никак с ним не соединены, одиноки, являются причиной гибели героини.
* Лотман Ю.М. Пушкин.- Санкт-Петербург. Искусство-СПб, 2009.- с. 102
Гяур и Кавказский пленник это не обычные люди, а исключительные характеры, изображенные в исключительных обстоятельствах. Они испытывают бурные чувства, "мировую скорбь", стремление к совершенству, мечтают об идеале, порой иллюзорному или недостижимому, порыв к которому, оборачивается неприятием к повседневной жизни, этому идеалу не отвечающий.
Гяур, как и Кавказский пленник, является бунтарем-отшельником, отвергающим все правопорядки собственнического общества. Их характеризуют разочарование в окружающем их мире, отчаяние, трагическая любовь. Они до конца изведали жестокость, лицемерие и коварство окружающего их мира. В их представлениях окружающий мир - это мир тиранов и рабов, одних они ненавидят, других презирают. Гяур и Кавказский пленник на себе самих ощутили те жестокие удары, те неизлечимые раны, которые наносит жизнь. Убедившись в том, что в окружающей их действительности все враждебно и чуждо им, что само существование в ней возможно лишь при условии потери своего человеческого достоинства и сделок со своей совестью и честью, они становятся на путь непримиримой борьбы.
Но, несмотря на некоторые черты сходства, герои поэм все же отличаются друг от друга.
Байрон обращает большое внимание на описание внешности своего героя. Мелодраматическая экспрессивность лица, движений и жестов, выразительная поза занимают его не менее, чем изображение романтических происшествий и необычайных переживаний. У Пушкина по сравнению с ним более скромные описания, как будто внешность героя занимает его очень мало. Не менее важным отличием героев является их отношение к любви. Для Гяура любовь к женщине - это то возвышенное чувство, которое может озарить всю его жизнь немеркнущим светом, вдохнуть в его необычайную силу, повести на самые отчаянные дела. Это то не знающее измен и охлаждения всепоглощающее чувство. Сколько уничтожающего презрения в словах Гяура о "шальном глупце", способном смеяться над "верностью сердец":
Смеясь над верностью сердец,
Пусть будит в шалопаях смех, -
Мне гадко от его утех….
Чужда мне эта грязь была;
Одна любовь моя - Лейла!
Восторг и радость, боль и страх, -
Все - на земле и в небесах!
Второй подобной в мире нет.*
Что же касается Кавказского пленника, то даже страстная и самоотверженная любовь Черкешенки неспособна разорвать очарованный круг воспоминаний об оставленном им мире - его сердце молчит и помнит о другой. Ему нужна любовь как разделение мыслей, чувств и надежд:
Оставь же мне мои же слезы,
Воспоминанья, грусть и слезы:
Их разделить не можешь ты.**
* Дж.Г.Байрон Избранное.- М. Просвещение, 1984.- с.171
**Пушкин А.С. Поэмы.- М. Художественная литература, 1982.- с. 138
Еще одно различие между Гяуром и Кавказским пленником заключается в том, что они по-разному заканчивают жизнь. Пленник так же, как и Гяур, вводится в поэму разочарованным и пресыщенным, с "увядшим сердцем", но к концу поэмы с ним происходит превращение: он возрождается духовно, возвращается к жизни и свободе:
Редел на небе мрак глубокий,
Ложился день на темный дон,
Взошла заря. Тропой далекой
Освобожденный пленник шел,
И перед ним уже в туманах
Сверкали русские штыки,
И окликались на курганах
Для Гяура же такое превращение немыслимо. Заключительные строки поэмы представляют трагедию безысходного отчаяния:
…К чему мне рай, к чему спасенье?
Ах, дай мне лишь успокоенье**
* Пушкин А.С.Поэмы.- М. Художественная литература, 1982. – с. 138
** Дж.Г.Байрон Избранное.- М. Художественная литература, 1984.- с. 150
Над поэмой «Бахчисарайский фонтан» Пушкин работал с весны 1821 г. до 1823 г. Издание поэмы Пушкин поручил П. А. Вяземскому, и она, после некоторой задержки по причине цензурных придирок, появилась в свет 10 марта 1824 г. К этому изданию в качестве предисловия была приложена статья Вяземского "Разговор между издателем и классиком с Выборгской стороны или с Васильевского острова". Это была полемическая статья, направленная против журнальных критиков, нападавших на поэтов "новой школы" романтического направления.
Свою оценку поэмы Пушкин дал в статье 1830 г. "Опровержение на критики". Там, между прочим, Пушкин отмечает, что поэма "отзывается чтением Байрона". Действительно, можно заметить ряд деталей в описании восточного быта, заимствованных из "Абидосской невесты" Байрона.
Все, что происходит между Гиреем, Мариею и Заремою, так тесно соединено с окружающими предметами, что всю повесть можно назвать одною сценою из жизни гарема. Все отступления и перерывы связаны между собой одним общим чувством; всё стремится к произведению одного, главного впечатления. Вообще, видимый беспорядок изложения есть неотъемлемая принадлежность байроновского рода, но этот беспорядок есть только мнимый, и нестройное представление предметов отражается в душе стройным переходом ощущений. Чтобы понять такого рода гармонию, надобно прислушиваться к внутренней музыке чувствований, рождающейся из впечатлений от описываемых предметов, между тем как самые предметы служат здесь только орудием, клавишами, ударяющими в струны сердца.
Эта душевная мелодия составляет главное достоинство "Бахчисарайского фонтана". Как естественно, гармонически восточная нега, восточное сладострастие слились здесь с самыми сильными порывами южных страстей. Тон всей поэмы более всех других приближается к байроновскому.
В.М.Жирмунский отмечал, что «Бахчисарайский фонтан» в сравнении с другими пушкинскими поэмами, наиболее соответствует принципам байроновской композиции: фрагментарность, так называемая «вершинность», композиции, внезапный зачин, вводящий прямо в середину действия, неясность и недоговоренность в фактических подробностях и т. д. Хотя современникам Пушкина трудно было принять новую форму повествования. Например, Олин В.Н. литератор начала Х1Х века, вменял Пушкину в вину слабость построения плана в поэме «Бахчисарайский фонтан» и расценивал это как художественные погрешности. В подходе Олина к поэме Пушкина сказалась общая классицистическая ориентация критика. Сам не чуждый влиянию нового литературного направления, но понимавший его совершенно поверхностно, Олин сводил романтизм лишь к изменению тематики, мелодраматизации сюжета, эмоциональной приподнятости повествования и вниманию к характерам. В «Бахчисарайском фонтане» Олин хвалит по сути только «слог» и «версификацию». Основная его претензия к поэме Пушкина — недостатки плана, в представлении о котором Олин исходит из логической последовательности, связности и «закономерности» поэмы и эпопеи старого стиля.
Алеко — еще один герой «южных поэм» А.С.Пушкина, написанной в 1824 г. Это прежде всего обобщенный образ молодого, европейски образованного представителя поколения начала XIX века, к которому Пушкин причислял и себя самого. Это герой байронического типа, наделенный столь острым чувством достоинства, что все законы цивилизованного мира воспринимает как насилие над человеком. Конфликт с обществом, с которым Алеко связан рождением и воспитанием,— такова исходная точка биографии героя. Однако прошлое Алеко в повести не раскрыто. Герой характеризуется в самом общем смысле как «беглец», насильственно изгнанный или добровольно покинувший привычную среду. Превыше всего он ценит свободу и надеется обрести ее в естественной вольной жизни цыганского табора.
В данном случае речь идет о большом впечатлении от «восточных» поэм Байрона, произведенным на Пушкина. Байрон создает в них на основе путешествия на Ближний Восток вневременные типы героев, с роковыми страстями, гордым, непреклонным отстаиванием своих человеческих прав. Байрон явно хочет противопоставить этих героев современной порочной цивилизации. Вяземский в рецензии на «Цыган» утверждал: «. Вероятно, не будь Байрона, не было бы и поэмы «Цыганы» в настоящем ее виде».*
Повесть «Цыганы» строится на характерном для романтизма противопоставлении двух социальных укладов: цивилизации и дикой воли. Критика противоречий цивилизации занимает в произведении важное место. Алеко обличает «неволю душных городов», в которых люди «торгуют волею своей», «главы пред идолами клонят и просят денег да цепей». Образ «цепей» традиционно использовался романтиками для характеристики феодального деспотизма и политической реакции. В «Цыганах» он отнесен к современности. Разрыв Алеко с цивилизацией выходит за пределы узколичных проблем и получает глубокое идеологическое обоснование. Таким образом, мотив изгнания в судьбе героя изначально воспринимается как знак его высоких возможностей, его нравственных преимуществ перед ущербной цивилизацией.
В дальнейшем изгнанник Алеко появляется среди первобытного народа, жизнь которого Пушкин характеризует метафорами «воля», «нега», «лень», «тишина». Это своеобразный рай, куда еще не проникло зло и где, кажется, Алеко может отдохнуть душой, найти свое счастье. Но именно такая среда, принципиально чуждая активности, по контрасту выявляет странности личности и характера Алеко. Жизненная практика романтического героя традиционно осуществляется в страстях. Такой герой проявляет себя в бурных переживаниях, в исключительности желаний и поступков, особенно в сфере любовных отношений. В прежнем мире жизнь Алеко не удалась; оказавшись в цыганском таборе, он связывает надежду на другую, новую, жизнь с Земфирой. Она для него «дороже мира». Пока Земфира любит его, жизнь для Алеко полна гармонии. Но с изменой Земфиры рушится обретенное равновесие. Самолюбие Алеко оскорблено, его сердце терзают ревность, потребность мести. Ослепленный взрывом неукротимых желаний, в стремлении восстановить попранную, как ему кажется, справедливость Алеко неотвратимо идет к преступлению — убийству Земфиры. В любви Алеко проявляются собственнические, эгоистические инстинкты, т.е. те нравственные качества, которые характеризуют его как носителя духа презираемой им цивилизации. Парадокс судьбы Алеко в том, что именно он, поборник свободы и справедливости, приносит в невинную простую жизнь цыган кровь, насилие. В таком повороте сюжета обнаруживается несостоятельность героя. Выясняется, что «сын цивилизации» (так назвал его
* Долинин А.А Пушкин и Англия: цикл статей.- М. Новое литературное обозрение, 2007.- с. 232
А. Белинский) несовместим с общинной цыганской жизнью, как несовместим он и с миром просвещения. Вторичное изгнание — на сей раз из цыганского табора — и наказание одиночеством завершают сюжетную линию героя.
Жизненное кредо Алеко проясняет в повести старый отец Земфиры. Если Алеко защищает права отдельного лица, то старик цыган, покорно принимающий естественный порядок бытия, выступает от имени родовой жизни. В непредсказуемом поведении женщины-цыганки, в стихийности ее любви он видит только выплеск природных сил, не подлежащих человеческому суду. Старик, когда-то в молодости тоже испытавший муки любви, теперь хочет предостеречь Алеко, передать ему свой опыт. Но «злой и сильный» Алеко не слышит старика, не принимает его советов. «Нет, я, не споря, // От прав моих не откажусь, // Или хоть мщеньем наслажусь»*,— заявляет он.
Сталкивая две жизненные философии, Пушкин не отдает предпочтение той или другой. Важнейший в романтическом мышлении прием контраста необходим для особо яркого освещения рассматриваемого конфликта. В сущности, Алеко символизирует в этом конфликте крайности развития современного индивидуалистического общества, непомерно разросшийся принцип личности. Этим, возможно, объясняется максимальная обобщенность характеристики героя, который лишен реальной биографии и национальной принадлежности, выключен из конкретной историко-бытовой среды. В литературной критике сложилась давняя традиция обвинений Алеко в несостоятельности: Белинский видел в нем эгоиста, Достоевский — вечного изгоя. Но позиция Пушкина гораздо сложнее, чем разоблачение героя, на что указывает лирическая трактовка образа и общая тональность авторского сострадания к его судьбе. Алеко трагичен. В выразительном портрете героя времени, обреченного идти путями зла и оплачивающего жизнью свои заблуждения, Пушкин показал несовершенство самой природы человека, объективный трагизм путей развития человеческой культуры.
* Жирмунский В.М. Байрон и Пушкин: Пушкин и западные литературы.- Л. Наука, 1978. – с. 189
Русские исследователи о «байронизме» в лирике А.С.Пушкина
Вопрос о «байронизме» Пушкина имеет длительную непрерывную историю. Он возник в кругу друзей и знакомых Пушкина с появлением «Кавказского пленника», «Бахчисарайского фонтана» и «Цыган». Для критики 1820-х – начала 1830-х гг. (Вяземский, Н. А. и К. А. Полевые, И. В. Киреевский и др.) влияние Байрона на Пушкина было неоспоримым и в большинстве признавалось плодотворным, имевшим своим результатом освоение русским поэтом новых художественных форм и создание в отечественной литературе жанра романтической поэмы, позволявшего выразить в полную силу настроения, мысли и художественные искания современного поколения. В свою очередь, литературные, политические и другие оппоненты и противники Пушкина (М. С. Воронцов, Ф. В. Булгарин, Н. И. Надеждин и др.) представляли его с целью дискредитации слабым подражателем английского поэта, показавшим себя во всех отношениях беднее и мельче его, не способным создать образы равной силы и величия.
Принимая «байронизм» Пушкина за бесспорный факт, современники поэта уловили вместе с тем и самостоятельный характер тех его произведений, где ощущалось влияние Байрона. Уже в 1824 г. критик М. М. Карниолин-Пинский в рецензии на «Бахчисарайский фонтан» отмечал: «Бейрон служил образцом для нашего поэта; но Пушкин подражал, как обыкновенно подражают великие художники: его поэзия самопримерна».* О первой главе «Евгения Онегина» Н. А. Полевой писал: «Читавшим Бейрона нечего толковать, как отдаленно сходство “Онегина” с “Дон Жуаном”, но для людей, не знающих Бейрона. но которые любят повторять слышанное, скажем, что в “Онегине” есть стихи, которыми одолжены мы, может быть, памяти поэта, но только немногими стихами и ограничивается сходство: характер героя, его положения и картины — все принадлежит Пушкину и носит явные отпечатки подлинности, не переделки»**. В письме от 12 мая 1825 Рылеев призывал Пушкина не подражать Байрону: «Твое огромное дарование, твоя пылкая душа могут вознести тебя до Байрона, оставив Пушкиным».*** Вяземский не находил в «Цыганах» «подражания уловимого, подлежащего улике», оговаривая, однако, что «вероятно, не будь Байрона, не было бы и поэмы “Цыганы” в настоящем виде».****
В 1830-е, на фоне существенных изменений в творчестве Пушкина, связанных с его отходом от романтической поэзии, начинается переосмысление его «байронизма», и на первый план выдвигается представление о несходстве основного настроения поэзии Пушкина и Байрона вследствие различия их мировосприятия, обусловленного индивидуальным психическим и творческим складом каждого из них и особенностями преломления в России общеевропейских послереволюционных настроений, получивших название «мировой скорби». Пушкин — русский Байрон по силе и полноте чувства но более верящий, более примиренный с действительностью и более мудрый.
В. Г. Белинский в своих статьях о Пушкине настойчиво проводил мысль о том, что сравнение Пушкина и Байрона «более чем ложно, ибо трудно найти двух поэтов столь противоположных по своей натуре, а следовательно, и по пафосу своей поэзии». По мнению критика, опиравшегося в своем суждении на В. П. Боткина, «мнимое сходство это вышло из ошибочного понятия о личности Пушкина», чья натура «была внутренняя, созерцательная, художническая», не знавшая, в отличие от Байрона, «мук блаженства,
* Лашкевич А.В Байрон и байронизм в литературном сознании России первой половины XIX в. // Великий романтик: Байрон и мировая литература.- М. Просвещение, 1991.- с. 123
*** Тынянов Ю.Н. Пушкин и его современники.- М. Просвещение, 1969.- с. 78
какие бывают следствием страстно-деятельного (а не только созерцательного) увлечения живою могучею мыслию, в жертву которой приносится и жизнь и талант».
Представление о невозможности для Пушкина проникнуться в полную силу байроновским пафосом сменялось взглядом на него как выразителя иной, более глубокой и человечной идеи, прошедшего в своем творческом развитии неизбежный, плодотворный и необходимый этап «байронизма», но в конечном итоге преодолевшего влияние английского поэта и нашедшего собственный путь. Например, Ф. М. Достоевский, полемизируя в «Дневнике писателя» с распространенным в среде революционно-демократической молодежи мнением, согласно которому А.С.Пушкин и М. Ю. Лермонтов стоят по причине своего «байронизма», ниже Н. А. Некрасова, писал: «Всякий сильный ум и всякое великодушное сердце не могли и у нас тогда миновать байронизма. Да и не по одному лишь сочувствию к Европе и к европейскому человечеству издали, а потому что и у нас, и в России, как раз к тому времени, обозначилось слишком много новых, неразрешенных и мучительных тоже вопросов, и слишком много старых разочарований. Но величие Пушкина, как руководящего гения, состояло именно в том, что он так скоро, и окруженный почти совсем не понимавшими его людьми, нашел твердую дорогу. »*
С конца 1870-х началась научная разработка проблемы пушкинского «байронизма»
(А. Шалыгин, Н. И. Стороженко, А. И. Незеленов, В. Д. Спасович, Алексей
Н. Веселовский, Н. П. Дашкевич и др.) Обилие научных публикаций по этой теме в конце XIX – начале XX вв. и ее популярных изложений в широкой печати свидетельствуют о большом общественном к ней внимании, питавшемся общим интересом к творчеству Пушкина.
Новый подход к изучению проблемы «Пушкина и Байрона» был найден
В. М. Жирмунским. Рассматривая «поэзию как искусство, а изучение поэзии — как анализ и интерпретацию художественной формы»**, понимаемой «как система средств, выражавших ее поэтическое содержание»***, он сосредоточил внимание исключительно на художественном воздействии поэзии Байрона на поэзию Пушкина и показал, что эффект, ставивший в тупик критиков и ученых и порождавший полярно противоположные оценки, явился результатом взаимопроникновения и взаимотрансформации двух исходно различных художественных систем — байроновской «романтической», накладывавшейся на «классическую», которой по своему творческому складу принадлежал Пушкину.
В.М. Жирмунский в книге «Байрон и Пушкин» определил «канон» байронической поэмы, ее сюжетосложения и композиции: «вершинность», «отрывочность», «недосказанность». Мы ничего не знаем о жизни Пленника ни до того, как он попал к черкесам, ни после того, когда сумел бежать из плена. Несколько более прояснено прошлое Алеко, но и оно остаемся неопределенным. Не ясен в личном плане и финал поэмы: куда Алеко направит свои стопы после того, как цыганский табор его осудил и оставил. Это об «отрывочности» и «недосказанности». Но те эпизоды, которые составляют фабулу поэмы, действительно «вершинные», или кульминационные, в жизни героев. Плен мог решительно изменить жизнь героя первой «южной» поэмы Пушкина, и Алеко не каждый же день убивает своих соперников, попадает к экзотическим народам. Байрон подсказывал современную форму повествования, более соответствующую динамичности действительности и разорванному сознанию, чем та форма эпического
* Достоевский Ф.М. Полное собрание сочинений в 30 т.- Л. Художественная литература, 1984.- том 26 с. 114
** Жирмунский В.М. Байрон и Пушкин: Пушкин и западные литературы.- Л. Наука, 1978.- с. 68
повествования, развернутого во времени и пространстве, изобилующая эпизодами, подвигами героев, которая применена Пушкиным в «Руслане и Людмиле». Эта «байроническая» форма, построенная на обособлении сюжетного пространства, кульминационном драматизме изображаемого события, повышающих лиризм исповедей героев и авторского присутствия, перейдет затем во многие другие произведения Пушкина различных жанров. Хотя все события в «Евгении Онегине» рассчитаны по календарю, на самом деле они выстроены по резкому контрасту. Контраст не только между Татьяной и Ольгой, Онегиным и Ленским, но и первоначальным положением Татьяны, сельской барышни, а к концу романа - княгини, великосветской законодательницы зал, контраст между письмом Татьяны к Онегину и письмом Онегина к Татьяне.
И сам Пушкин, и российский академик Жирмунский, и американский профессор Гаррард указывают на определенную связь творчества Пушкина с творчеством Байрона.
С одной стороны, зависимость Пушкина от Байрона была признана самим поэтом и в какой-то мере является непосредственно очевидной для всякого читателя и исследователя, с другой стороны, мы так же непосредственно ощущаем гениальное своеобразие поэзии Пушкина и неохотно соглашаемся признать его зависимость от образцов, боясь тем самым умалить его оригинальность, а обостренное национальное сознание пытается обосновать самобытность и народность русского поэта отрицанием значительности и глубины различных иноземных влияний.
Мы рассмотрели особенности творчества Д. Г. Байрона и проанализировали его влияние на романтические поэмы А.С.Пушкина. Сопоставив романтических героев – Гяура и кавказского пленника, Чайльд Гарольда и Онегина мы выявили похожие черты и проанализировали их несхожесть, выявив причину различия русского и западноевропейского романтизма.
Русский и западноевропейский романтизм имеют много общих черт. Но существует также серьёзное отличие. Западноевропейскому романтизму присуща «мировая скорбь», а русский романтизм сохранил исторический оптимизм, так как существенную роль в национальном самоопределении этого литературного направления сыграла православно-христианская культура с её тягой к общему согласию и неприятием индивидуализма и тщеславия. Поэтому различие в мировоззрении героев Байрона и Пушкина во многом объясняются особенностями исторически сложившегося национального характера русского народа.
Однако же, несмотря на сходство с поэмами Байрона, мы находим в "Онегине", в "Цыганах", в "Кавказском пленнике" и других произведениях Пушкина столько самобытных художественных форм, принадлежащих исключительно нашему поэту, такую неподдельную свежесть чувств, такую верность описаний, такую тонкость в замечаниях и естественность в ходе, такую оригинальность в языке и, наконец, столько национального, чисто русского, что даже в этом периоде его поэзии нельзя назвать его простым подражателем.
Нельзя, однако же, допустить и того, что поэмы Пушкина случайно похожи на поэмы Байрона; что, воспитанные одним веком и, может быть, одинаковыми обстоятельствами, они должны были сойтись и в образе мыслей и в духе поэзии, а следовательно, и в самых формах ее. «Нельзя, говорю я, допустить сего мнения потому, что Пушкин там даже, где он всего более приближается к Байрону, все еще сохраняет столько своего особенного, обнаруживающего природное его направление, что для вникавших в дух обоих поэтов очевидно, что Пушкин не случайно встретился с Байроном, но заимствовал у него или, лучше сказать, невольно подчинялся его влиянию. Лира Байрона должна была отозваться в своем веке, быв сама голосом своего века. Одно из двух противоположных направлений нашего времени достигло в ней своего выражения. Мудрено ли, что и для Пушкина она звучала недаром? Хотя, может быть, он уже слишком много уступал ее влиянию и, сохранив более оригинальности, по крайней мере в наружной форме своих поэм, придал бы им еще большее достоинство».*
Такое влияние обнаружилось прежде всего в "Кавказском пленнике". Здесь особенно видны те черты сходства с Байроном, которые мы выше заметили; но расположение
* Белинский В.Г. Сочинения А.С.Пушкина.- М. Просвещение, 1985.- с. 152
поэмы доказывает, что она была первым опытом Пушкина в произведениях такого рода. Такое же или, может быть, еще большее сходство с Байроном является в "Бахчисарайском фонтане"; но здесь искуснейшее исполнение доказывает уже большую зрелость поэта.
Романтический стиль, созданный А.С.Пушкиным в "Кавказском пленнике", надолго сделался образцом стиля всех романтических поэм.
Знакомство с западной литературой открыло А.С.Пушкину путь к творческому освоению мирового культурного наследия. Как известно, отмечает В.М.Жирмунский, А.С.Пушкин шутя называл себя «министром иностранных дел» на Парнасе русской литературы. Последняя по времени из великих национальных литератур новой Европы, русская литература XIX века в лице А.С.Пушкина выступила как наследница всего культурного богатства, накопленного человечеством в прошлом. Отсюда – универсализм поэзии Пушкина, его «художническая многосторонность», отмеченная ещё Белинским, исключительная широта его культурного кругозора, включающего античность и Восток, средневековье и современный Запад, и за узкими пределами книжной словесности господствующих классов – богатые сокровища народного творчества, не только русского, но и мирового.
Таким образом, соприкосновение А.С.Пушкина с творчеством Байрона не были поверхностными и механическими влияниями со стороны. Они были подсказаны Пушкину русским литературным развитием, в котором он участвовал, и русской общественной действительностью, которую он изображал. Включая в русскую литературу лучшее наследие мировой литературы, в частности – английского поэта Джорджа Гордона Байрона, А.С.Пушкин творчески перерабатывает это наследие на основании живого опыта русской современности и русской истории и тем самым понимает русскую литературу на новую небывалую высоту.
Дж. Г. Байрон «Избранное».- М. Просвещение, 1984
А.С. Пушкин Собрание сочинений в трёх томах.- М. Художественная литература, 1985
Лотман Ю.М «Пушкин». Санкт-Петербург: Искусство-СПб, 2009
Жирмунский В.М. «Байрон и Пушкин: Пушкин и западные литературы». Л. Наука, 1978
Гуревич А.М. «Романтизм в русской литературе». Москва: Просвещение, 1980
Дьяконова Н.Я. «Байрон в годы изгнания». М. Просвещение, 2007
Д.Д.Благой «Душа в заветной лире». М. Советский писатель, 1979
Долинин А.А. «Пушкин и Англия: цикл статей». М. Новое литературное обозрение 2007
Смирнов А.А. «Романтическая лирика А.С.Пушкина как художественная целостность». М. Наука 2007
Домова С.Р. И.А. Бухарский о "Кавказском пленнике". - М. Рус. литература, 1980
Дубашинский И.А. Джордж Гордон Байрон: Кн. для учащихся - М. Просвещение, 1985.
Маймин Е.А. Пушкин: Жизнь и творчество. - М. Наука, 1981.
Петров С. М. А.С. Пушкин: Очерк жизни и творчества. - М. Просвещение, 1973.
Олин В.Н. Критический взгляд на «Бахчисарайский фонтан», соч. А. Пушкина, 1824.
Тынянов Ю. Н. Пушкин и его современники. М. 1969.
Лашкевич А. В. Байрон и байронизм в литературном сознании России первой половины XIX в. // Великий романтик: Байрон и мировая литература. М. 1991.
Потемина Е. И. «Байронизм» в «Евгении Онегине» в откликах критиков первой трети XIX века. Пушкинская конф. 1–4 окт. Материалы. Псков, 1996
Белинский Сочинения Александра Пушкина.- М. Просвещение, 1985
Достоевский Ф.М. Собрание сочинений в 30 томах.- Л. Художественная литература, 1984